Учебник для 10 класса

ЛИТЕРАТУРА

Чехов. «Вишневый сад»

Не уступает «Трем сестрам» — ни по глубине содержания, ни по художественному совершенству — и «Вишневый сад», самая последняя и самая знаменитая чеховская пьеса. Ее популярность во многом объясняется тем, что в ней Чехов, вопреки обычной своей отстраненности от социальной злободневности и тем более политической борьбы, на первое место выдвигает тему столкновения различных общественных групп и идеологий, существовавших и конфликтовавших друг с другом в тогдашней России, России рубежа веков. В этом отношении в пьесе отчетливо противостоят друг другу представители двух разных поколений: старшего и младшего.

Старшее — это потомственные дворяне Гаев и его родная сестра Раневская, люди уже немолодого возраста. Младшее — это прежде всего разночинец Лопахин, внук крестьянина и сын лавочника, ныне оборотистый купец, владелец огромного состояния, и разночинец Петя Трофимов, сын аптекаря, не раз изгонявшийся из университета, где он тем не менее продолжает учиться, откуда его прозвище — «вечный студент». Вместе с тем Лоиахин и Трофимов, будучи представителями одного поколения и одного сословия, противостоят друг другу как представители принципиально различных идеологий. Лопахин — тип буржуазного предпринимателя. В позиции же Трофимова явно присутствуют следы социалистической идеологии, сторонники которой в России того времени выступали не только против консервативного правительства, в вечной оппозиции которому они находились (в пьесе есть намек на то, что из университета Петю выгоняют не за неуспеваемость, а за его революционную, то есть антиправительственную, деятельность), но и против буржуазии — как сословия, мешающего человечеству продвигаться к светлым идеалам социализма. Вот почему Трофимов называет Лопахина «хищным зверем, который съедает все, что попадается на его пути».

И Трофимова, и Лопахина одинаково не устраивает тип существования изображаемых в пьесе дворян. В глазах разночинцев главный недостаток последних — их бездеятельность, проявляющаяся буквально во всем. И, похоже, Чехов, сам разночинец, во многом солидарен с такой точкой зрения. Вполне взрослые люди, Гаев и Раневская, как они обрисованы в пьесе, скорее похожи на больших детей, не имеющих даже минимума воли и пасующих перед любой сколько-нибудь сложной ситуацией, которая кажется им совершенно неразрешимой. Их родовое имение со старинным домом и огромным, роскошным вишневым садом разорено и должно быть продано за долги с аукциона. Оба они трогательно привязаны и к дому, и к саду, но как спасти их от перехода в другие руки и, возможно, уничтожения — не знают. Там, где нужны решительность, деловитость, энергия, они полностью бессильны и падают духом — черта, заставляющая вспомнить о характерном для русской литературы XIX века дворянском типе «лишнего человека», которого отличает почти полная неспособность к действию при повышенно напряженной работе ума. Раневская и особенно Гаев — поздние представители этого типа. Вместо реального дела у них — либо одни эмоции, как у Раневской, сентиментальнотрогательно, со слезами на глазах, признающейся в любви к «столику» и «шкафику» в своем родном доме («сквозь слезы» — постоянная ремарка монологов Раневской), либо, как у Гаева, только бессмысленные, наивные фантазии о том, как можно было бы спасти сад, и не менее бессмысленные пафосные монологи на отвлеченные темы, которые он время от времени произносит без всякого к тому повода (таков его монолог о природе во 2-м действии и монолог, обращенный к книжному шкафу,— в 1-м).

Негативные стороны дворянского уклада жизни представляют в пьесе и некоторые персонажи второго ряда. Помещик Си-меонов-Пищик, страдающий от безденежья и просящий у всех, у кого только можно, взаймы,— своего рода двойник Гаева и Раневской, находящихся на грани разорения. В упрощенном и сниженном варианте человеческие слабости Раневской повторяются в чертах ее горничной Дуняши: она так же чрезмерно чувствительна, как ее хозяйка, и, судя по всему, так же, как и она, не очень расположена к труду. Характерно такое ее признание: «Я стала тревожная, все беспокоюсь... я... отвыкла от простой жизни, и вот руки белые-белые, как у барышни». Яркой иллюстрацией того, как в моральном отношении уродуют человеческую личность иерархические отношения «барина» и «слуги», характерные для дворянского уклада жизни, служат образы лакеев Гаева и Раневской — Фирса и Яши. Для старика Фирса, которому под девяносто лет, эти отношения священны. Обожать своих господ и заботиться о них, как о маленьких детях, даже когда они давно уже стали взрослыми,— вот смысл его жизни. Например, он расстраивается, что не уследил за Гаевым, который «опять не те брючки надел», а сидящей на стуле Раневской подкладывает под ноги «подушечку». Очевидно, что по чеховским критериям оценки личности Фирс не имеет в себе того главного, что отличает настоящего человека от духовного раба,— человеческого достоинства: не случайно самым страшным несчастьем в его жизни было дарование в 1861 году воли крепостным крестьянам. В Яше, лакее новой формации, напротив, нет и тени раболепия, но чувство истинной, внутренней свободы ему так же незнакомо, как и Фирсу. Его «комплекс раба» проявляется в том, что он сам ощущает себя маленьким барином, при этом одна из самых отвратительных черт барства, пустое самодовольство, превращается у него в типично лакейский грубый цинизм, а подчас и откровенное хамство.

Этим очевидным минусам дворянского жизненного уклада — бездеятельности и идущей с ней рука об руку внутренней несостоятельности личности, ее духовной слабости и незрелости противостоит в пьесе идеал жизни, наполненной постоянным трудом, способным одухотворить человеческую личность. Этот идеал по-своему отстаивается Лопахиным, который говорит, что встает в пятом часу утра, работает с утра до вечера и что нет для него худшего мучения, чем отсутствие работы. Труд как норма человеческого существования утверждается и Петей Трофимовым; правда, в отличие от Лопахина он считает, что это будет возможно только в будущем, в то время как сейчас, в настоящем, «работают пока очень немногие», большинство же тех, кто громко называет себя интеллигентами, по-прежнему «ничего не делают», а только «философствуют» о «важном». Помимо бездеятельности как развращающей человека жизненной установки, и Трофимов, и Лопахин отрицают в уходящем прошлом еще и элемент насилия над личностью, который особенно ярко проявлялся в крепостнической России. Когда Трофимов с пафосом провозглашает, что с каждого дерева вишневого сада, хозяевами которого были люди, владевшие живыми душами, на него смотрят замученные «человеческие существа», а Лопахин вспоминает о временах, когда в этом самом имении «его дед и отец были рабами» и «их не пускали даже в кухню», дворянское прошлое России ни читателем, ни зрителем не может не восприниматься как заслуживающее отрицания: в нем было слишком много зла, чтобы продолжать за него держаться.

По контрасту с таким прошлым все, что на него не похоже, уже только потому, что оно не похоже на него, начинает казаться привлекательным и манящим. И становится понятно, почему вдохновенные речи Пети Трофимова о прекрасном будущем, к которому неудержимо идет человечество, так увлекают и очаровывают дочь Раневской Аню. И точно так же понятна и по-человечески легко объяснима искренняя радость Лопахина, купившего на аукционе вишневый сад и мечтающего как можно скорее начать вырубать его, чтобы на освободившейся территории построить дачи для дачников — людей нового поколения, пришедших, по его словам, на смену «господам и мужикам». И мечты Пети и Ани, желающих «насадить новый сад», и мечты Лопахина о «новой жизни» для «наших внуков и правнуков», которые будут не только отдыхать на дачах, но и займутся, наконец, «хозяйством», то есть будут работать,— все это мечты о новых, более открытых, более чистых формах существования, которые должны заменить собой прошлые, отжившие, угнетающие и сковывающие человека. И когда в финале пьесы зритель слышит, как топор ударяет по деревьям вишневого сада, который уже начали вырубать по распоряжению Лопахина, вполне закономерным кажется появление на сцене старого лакея Фирса. Это обобщенный образ того прошлого, которое должно уйти и уже уходит. Уходит, как бы в подтверждение слов, сказанных в конце 3-го действия Лопахиным, но вполне созвучных мыслям Пети и Ани: «О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь!»

Но Чехов не был бы Чеховым, если бы все содержание пьесы сводилось к идее исторической смены одного сословия и поколения другим сословием и поколением. Тем более ошибочным было бы полагать, как считали многие в послереволюционной России, что Чехов в «Вишневом саде» безоговорочно приветствует победу молодых, новых сил над «порочным» дворянством и «хищнической» буржуазией, с надеждой смотрит в «прекрасное будущее» и что самый любимый его герой — оптимист Петя Трофимов. Содержание «Вишневого сада» бесконечно глубже и сложнее такой узкосоциологической трактовки.

Верный своему принципу уравновешивать достоинства и недостатки героев, Чехов показывает, что в характерах и поведении дворянских героев его пьесы есть не только очевидные минусы, но и бесспорные плюсы. Пожалуй, наиболее показательный в этом отношении пример образ Любови Андреевны Раневской. Дворянка по происхождению и воспитанию, она, однако, совершенно лишена сословных предрассудков, и происходит это, по мысли Чехова, потому, что она сумела взять от дворянского воспитания то лучшее, что в нем всегда было: общечеловеческие культурные начала, и в частности культуру поведения, то, что по-другому называется аристократизмом духа или внутренней интеллигентностью. Для нее любой другой человек, независимо от сословия, к которому он принадлежит, достоин того, чтобы говорить с ним вежливо и с любовью, быть терпимым к его недостаткам. Даже к лакею Яше Раневская обращается на «вы». И Фирс для нее не раболепный слуга, а доброе, заботливое и глубоко любящее существо, к которому она относится с такой же добротой и любовью. Раневская очень открытый и сердечный человек. И если она не умеет отказывать тем, кто просит у нее денег, за что ее осуждают все близкие, то причиной тому не одна только слабость воли или барская привычка «сорить деньгами», как иногда думает она сама, а все та же сочувственная, сострадательная любовь к другому человеку, тем более человеку несчастному и просящему о помощи. Есть в ней и та особая тонкость и деликатность, которая, по Чехову, свойственна только по-настоящему интеллигентным людям и которой, что примечательно, нет ни у Трофимова, ни у Лопахина, подчас не умеющих понять, что одна лишь случайно вырвавшаяся фраза может причинить боль тому, кто находится рядом. Так, нимало не считаясь с тем, каким болезненным является для Раневской воспоминание о ее утонувшем сыне, Трофимов при встрече с ней после долгой разлуки, чтобы напомнить о себе, так представляется: «Петя Трофимов, бывший учитель вашего Гриши...» И точно так же Лопахин, купивший вишневый сад, зная, какая это трагедия для Раневской, тем не менее не в силах сдержать своей радости и произносит в ее присутствии длинный торжественный монолог, оправдывающий его поступок. И в самой любви Раневской к вишневому саду нет ровно ничего от гордости своим фамильным богатством. Вишневый сад для нее — это прежде всего красота («Какой изумительный сад! Белые массы цветов, голубое небо...» — восклицает она), а кроме того — ее детство, ее чистое прошлое, воспоминание о котором отрадно и сладко для каждого человека. Подобные детские и очень личные воспоминания, связанные с садом и усадебным домом, есть и у Гаева. В 4-м действии, ясно понимая, что совсем скоро и то и другое будет уничтожено навсегда, он неожиданно вспоминает: «Помню, когда мне было шесть лет, в Троицын день, я сидел на этом окне и смотрел, как мой отец шел в церковь». С этой точки зрения есть своя правда в словах Раневской, называющей «пошлостью» лопахинский проект отвести в целях спасения имения всю территорию вишневого сада под дачные участки. Лопахин не чувствует изумительной красоты вишневого сада, во всяком случае, не чувствует ее так, как Раневская. Еще менее восприимчив к красоте сада Петя Трофимов, который не способен увидеть в нем ничего, кроме страшного символа крепостничества.

Таким образом получается, что умирающее дворянское прошлое не одно сплошное зло. Одновременно со злом в нем было и то, об уничтожении чего нельзя не пожалеть. И значит, появляющийся в финальной сцене пьесы старый слуга Фирс, который, как недвусмысленно дает понять автор, скоро умрет, воплощает не только все то худшее, что было в прошлом, но и все то человечное и доброе, что в нем тоже было. Ведь это тот самый Фирс, который до конца жизни был так предан Гаеву и Раневской и так отечески нежно привязан к ним!

Таким же неоднозначным и сложным оказывается у Чехова и представитель «буржуазной» России Лопахин, после Раневской наиболее значительный и тонко разработанный образ в пьесе. Этим образом Чехов спорит с распространенным в обществе и литературе того времени представлением о русском «буржуа» как о «хищнике» (каким видит его «социалист» Петя Трофимов) или «кулаке» и «хаме» (каким видит его потомственный дворянин Гаев). Объясняя смысл этого образа режиссеру и актерам Художественного театра, Чехов специально подчеркивал, что Лопахин «не купец в пошлом смысле этого слова», а «порядочный человек», и поэтому «держаться он должен вполне благопристойно, интеллигентно». Действительно, Лопахину подчас не хватает деликатности, воспитанности, он недостаточно образован, но он не кичится этим, а, наоборот, стыдится этого, считает своим недостатком, который очень хотел бы исправить. Например, он смотрел спектакль и смеялся там, где, возможно, не было ничего смешного, или читал книгу, в которой, по его собственному признанию, «ничего не понял», «читал и заснул». Но в этих признаниях важнее другое — его стремление приобщиться к культуре, стать культурным, тонким человеком. И само это стремление в нем не искусственное, не подражательное, а подлинное, идущее из глубины души. По словам недолюбливающего его Пети Трофимова, у Лопахина — «тонкие, нежные пальцы, как у артиста» и «тонкая, нежная душа». Не случайно Лопахину так нравится Раневская с ее врожденной интеллигентностью, мягкостью и особым внутренним изяществом, сквозящим в каждом ее жесте, и совсем не нравится приемная дочь Раневской, очень хозяйственная, но простоватая, скучноватая Варя, мечтающая выйти за него замуж. Кроме того, Лопахин, безусловно, порядочный и добрый человек. Он охотно дает деньги в долг, зная, что ему едва ли вернут их в срок, а его пресловутый проект с дачами первоначально придумывается им для того, чтобы Гаев и Раневская, которым он искренне хочет помочь, были спасены от грозящего им полного разорения.