Учебник для 10 класса

ЛИТЕРАТУРА

Пушкин. Южная ссылка (1820—1824)

Гроза над Пушкиным разразилась внезапно. В эпилоге к поэме «Руслан и Людмила» он писал:

На крыльях вымысла носимый,
Ум улетал за край земной;
И между тем грозы незримой
Сбиралась туча надо мной!..

Казалось, ничто не могло омрачить ни светлого настроения Пушкина, ни его искрометной веселости. Но вот Александр I упрекает директора Лицея Энгельгардта в том, что бывший царскосельский воспитанник «наводнил Россию возмутительными стихами», и приказывает генерал-губернатору Милорадовичу арестовать поэта.

В апреле 1820 года Милорадович пригласил к себе Пушкина и доверительно сообщил ему об опасности. Поэт ответил губернатору, что бумаги его сожжены, но что он может восстановить стихи по памяти, и тут же написал все вольнолюбивые стихотворения, кроме одной эпиграммы. Милорадович просил царя простить молодого поэта, который пленил его своим благородством. Царь был неумолим. Александр I колебался, куда сослать Пушкина — в Сибирь или в Соловецкий монастырь. Друзья приложили немало усилий, чтобы облегчить участь поэта. Хлопотали все — и Карамзин, и Жуковский, и Чаадаев. Наконец царь уступил: Пушкин направлялся в южные губернии под начальство генерала И. Н. Инзова. 6 мая 1820 года он отправился в Южную ссылку.

В середине мая 1820 года Пушкин прибыл в Екатеринослав. Генерал Инзов встретил его дружелюбно. После шумной петербургской жизни Пушкин почувствовал в Екатеринославе скуку. К тому же он тяжело заболел. В это время в Екатеринослав приехала семья прославленного героя Отечественной войны 1812 года генерала Раевского. Путь ее лежал на Кавказские воды. Инзов согласился отпустить Пушкина для лечения, и поэт вместе с Раевскими поехал на юг.

Поэт был окружен дружеской заботой. С живым любопытством слушал он рассказы генерала Раевского о военных походах. Внимание его привлекла и юная Мария Раевская. Пушкин любовался ее детской непосредственностью. На Кавказе к путешественникам присоединился Александр Раевский, старший сын генерала. По натуре он был прямой противоположностью поэту, все подвергал сомнению и скептическому анализу. Но тем больший интерес для Пушкина представляли их беседы.

Путешествие увлекло Пушкина. Все было ново и необычно. Он поднимался в горы, слушал предания о жизни кавказских народов, знакомился с их обычаями. Кавказская природа, древние легенды взволновали Пушкина.

По сравнению с Россией Кавказ, несмотря на древнюю культуру его народов, передовые дворяне считали отсталым, нецивилизованным краем. Но там, по их мысли, человек стоял ближе к природе и мог полнее и ярче проявить свои способности. В России дворянский интеллигент был скован цепями светских предрассудков и условностей, которые мешали ему раскрыть свое духовное богатство. На Кавказе Пушкин увидел простых, гордых, сильных духом людей.

Здесь возникает пушкинский романтизм, в котором неудовлетворенность российской действительностью и слабой активностью разочарованного дворянского интеллигента совмещается с горячим личным порывом к свободе.

На Кавказе путешественники пробыли до начала августа. Затем они отправились в Крым. Пушкин побывал в Феодосии, Гурзуфе, Бахчисарае, Симферополе. В Крыму мирно уживались две несходные культуры — западная и восточная. Крым, имевший древнее название Таврида, хранил черты античной культуры — греческой и римской. Здесь ожили в воображении Пушкина древние мифы, воинская доблесть и опустошительный пламень кровавых боев.

Восточными легендами был овеян Бахчисарай с его опустевшим ханским дворцом и печальным памятником любви и смерти — «фонтаном слез». О нем Пушкин всноминал и в Михайловском, когда уже была написана поэма «Бахчисарайский фонтан»:

Фонтан любви, фонтан живой!
Принес я в дар тебе две розы,
Люблю немолчный говор твой
И поэтические слезы.

Живые и разнообразные южные впечатления широко вошли в пушкинские стихотворения и поэмы.

«Погасло дневное светило..». Стихотворением «Погасло дневное светило...» (1820), написанным на корабле по пути из Феодосии в Гурзуф, открылся новый, романтический период в творчестве Пушкина. В стихотворении возникает господствующая во всей романтической лирике интонация элегического раздумья о жизни, о судьбе человека, о надеждах и мечтах. В центре элегии — личность самого автора, вступающего в новую пору жизни. Стихотворение подводит итог размышлениям Пушкина о Петербурге, об «отеческих краях». Пушкин не удовлетворен собой и своим окружением. Отсюда возникает контраст между «берегом отдаленным» и «брегами печальными», между прежним существованием и ожиданием полной свободы, сопоставляемой с грозной стихией океана. Душа поэта как бы роднится с океаном. Она тоже полна волнения, ей тоже свойственны душевные бури... Как лейтмотив воспринимаются строки, полные надежд, ожиданий, предчувствий:

Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

В элегии преобладают эмоционально-оценочные эпитеты, глаголы часто даны в повелительной форме («шуми, шуми...», «волнуйся...», «лети...», «неси...»). В стихотворении возникает образ романтического изгнанника, который порывает с прежними нравственными убеждениями и устремляется к новым берегам и впечатлениям, чарующим своей неизвестностью и загадочностью. Эта свободная отдача себя на волю стихии и составляет романтический пафос стихотворения.

Те чувства, переживания и настроения, которые выразил поэт в стихотворении «Погасло дневное светило...», характерны и для других его произведений, в частности для южных поэм. Так, элегия «Я пережил свои желанья...» содержит те же мотивы, что и первая южная поэма «Кавказский пленник». Для элегии характерен мотив разлада и разрыва с прошлым («Я пережил свои желанья, Я разлюбил свои мечты...»). При этом будущая судьба (печаль, одиночество) в этом стихотворении рисуется Пушкиным в унылых тонах («Остались мне одни страданья, Плоды сердечной пустоты») с типичными для романтической элегии метафорами и перифразами («Под бурями судьбы жестокой Увял цветущий мой венец...»). Ту же преждевременную «старость души» ощущает и пленник в поэме Пушкина. Не случайно эта элегия, согласно помете в одной из рукописей, предназначалась для поэмы «Кавказ», а впоследствии поэт предполагал вставить ее в поэму «Кавказский пленник» для создания психологического облика героя.

Осенью 1820 года Пушкин приехал из Крыма в Кишинев, к месту службы. Здесь он с радостью окунулся в атмосферу политических, философских и литературных споров.

В Кишиневе Пушкина встретили дружески. Он нашел здесь давнего своего знакомца генерала М. Ф. Орлова, заслуженного воина, принявшего в 1814 году капитуляцию Парижа. Большое впечатление произвел на Пушкина П. И. Пестель, участник Отечественной войны 1812 года, основатель и глава Южного общества декабристов, впоследствии казненный вместе с Рылеевым и др. В дневнике поэт записал 9 апреля 1821 года свое впечатление об этой личности: «...умный человек во всем смысле этого слова», «один из самых оригинальных умов, которых я знаю». Тогда же Пушкин встретился с «первым декабристом», поэтом В. Ф. Раевским, заключенным в тюрьму еще до восстания на Сенатской площади, и даже сумел предупредить его об аресте. Пушкин догадывался о существовании тайного общества и противоправительственного заговора, которые от него скрывали: молодые вольнодумцы, во-первых, знали, что полиция следила за Пушкиным, во-вторых, горячность поэта была всем известна. Он мог случайно не сдержать себя и открыть тайну.

Если в 1820 году, когда была написана элегия «Погасло дневное светило...», патриотические и либеральные движения в разных странах переживали подъем, то впоследствии они почти повсеместно терпят поражения. Эти события, вызывающие в Пушкине досаду, побуждают его к серьезным раздумьям о причинах неудач. В итоге своих размышлений он приходит к выводу, что течение истории не зависит ни от воли оппозиционеров, ни от желаний народов. Вольнодумцы оказались слишком самонадеянны и эгоистичны, они хотели насильственно привести народы к свободе, а народы еще не готовы были стать свободными. Пушкин испытывает глубокое разочарование и в тех, и в других. Так возникает духовный кризис, разразившийся в 1823—1824 годах и нашедший выражение в стихотворениях «Демон» (1823) и «Свободы сеятель пустынный...» (1823).

«Свободы сеятель пустынный...». Эпиграф к притче «Свободы сеятель пустынный...» взят из Евангелия от Луки. Он задает масштаб мысли Пушкина и сообщает ей всеобщую значимость и вечность. Сеятель свободы оказывается одиноким в пустыне мира, не находя отзвука своим проповедям и призывам. Народы не внемлют ему и не идут за ним. Образ сеятеля трагичен, потому что он слишком рано пришел в мир, и его слово, обращенное к народам, брошено на ветер. Но это не значит, будто оно лишено истины. Трагизм ситуации состоит в том, что слово правды пропадает втуне и не может зажечь сердца. Горько иронизируя над народами, Пушкин в то же время скорбит о них. Семена свободы не могут дать всходов, ибо они брошены сеятелем в «порабощенные бразды». Народы, пребывающие в рабстве, не просвещены, их мысли и чувства не пробуждены, усилия сеятеля остаются бессмысленными. Так, рабство становится непреодолимым препятствием для достижения вольности. Пушкин пришел к заключению, что в современных исторически конкретных условиях перемены правлений в духе либерализма невозможны. Сначала необходимо просветить народы.

Революционеры-декабристы стали выглядеть в его глазах наивными жертвами своих убеждений или честолюбцами, скрывшимися под маской избранных героев. Наиболее принципиальные из сочувствующих их идеям дворянские интеллигенты, например А. Н. Раевский, тоже не верили в торжество свободы. Раевский сомневался в идеях декабристов и в их осуществлении. Пушкин какое-то время был под обаянием его мрачной философии. Но абсолютное сомнение и абсолютное отрицание самой возможности перемен означало, что из мира исчез идеал, что ангельское положительное, светлое начало растворилось, что драгоценных общечеловеческих ценностей не существует, что на земле царствует начало отрицательное, темное, демоническое, соблазняющее и влекущее в адскую пропасть. Пушкин сразу почувствовал опасность такого взгляда. Вся натура Пушкина противилась ему, и дальнейший путь его как человека и поэта предполагал преодоление безыдеального, демонического взгляда на жизнь.

Таким образом, южный период заключал в себе утверждение романтического мироощущения в двух прямо противоположных настроениях и переживаниях: как восторженно упоительное отношение к жизненным ценностям любви и свободы, так и скептическое их отрицание или ироническое сомнение в осуществлении идеалов. Это означало, что на юге Пушкин по-новому увидел мир и человека.