Краткое изложение произведений,
изучаемых в 11 классе

ЛИТЕРАТУРА

       

Мастер и Маргарита
(краткое содержание)

Часть первая

Однажды в жаркий день на Патриарших прудах в Москве появились два гражданина. Первым был Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций и редактор толстого художественного журнала, второй — молодой поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный. Это был странный вечер — вокруг не было ни души.

Когда спутники напились абрикосовой воды, случилась вторая странность. Берлиоза вдруг начал одолевать страх, захотелось бежать с Патриарших. Он попытался себя успокоить, как вдруг увидел странного господина, буквально висящего в воздухе. «На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок... Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая».

«Этого не может быть!» — подумал Берлиоз, однако гражданин продолжал качаться в воздухе. Берлиоз закрыл глаза, а когда их открыл, никого уже не было. Он поделился своим видением с Иваном, а потом начал разговор, прерванный питьем абрикосовой. Речь шла об Иисусе Христе. Редактор заказал поэту большую антирелигиозную поэму. Иван сочинил ее, но редактора она не устраивала: Иисус в представлении автора получился как живой, хотя и не привлекающий к себе персонаж. Берлиоз пытался доказать, что Иисус не может быть плохим или хорошим, так как его вовсе никогда не было.

Умело подтверждая свои доводы речами древних историков, никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса, Берлиоз читал поэту «нечто вроде лекции». Поэт узнавал много нового, и вот в разгар этого просвещения в аллее показался первый человек. Он был маленького роста, с золотыми зубами, хромал на правую ногу, как потом сказали свидетели этой сцены. Хотя, по другим показаниям, роста он был огромного, коронки имел платиновые, а хромал на левую ногу. Третий источник сообщает, что никаких особых примет у него не было.

На самом деле «ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой — золотые. Он был в дорогом сером костюме... <...> подмышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду — лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом — иностранец».

Он сел в двух шагах от собеседников, и каждый из них попытался определить его гражданство. Вел себя незнакомец странно, все оглядывался вокруг и усмехался. Берлиоз с Иваном продолжили беседу. Когда Берлиоз в очередной раз произнес, что Иисуса Христа не было, иностранец подошел к ним и вступил в беседу, сказав, что она его чрезвычайно заинтересовала.

Он начал выспрашивать литераторов, действительно ли они не верят в Бога, правда ли, что они атеисты, и все восхищался, когда получал подтверждения. Потом разговор зашел о Канте, и когда Иван в сердцах предложил упечь его в Соловки за доказательства существования Бога, незнакомец пришел в восторг и закричал, что говорил Канту за завтраком, что над ним смеяться будут. После этого иностранец разразился длинной непонятной тирадой, суть которой, водилась к тому, что кто-то управляет тем, что происходит на земле, и это никак не человек.

Берлиоза начали мучить странные мысли, что незнакомец вовсе не иностранец, а кто-то иной... Между тем, тот начал говорить то, чего он Берлиоз не сказал, а о чем он лишь подумал. Зашел разговор о смерти, о том, что смертно все человечество и никто не знает, что с ним случится, например, в сегодняшний вечер. Берлиоз возразил незнакомцу, что лично он знает это совершенно определенно, и планы его не поменяются, если только в предстоящий вечер ему на голову не упадет кирпич. На это незнакомец сказал, что Берлиоз умрет другой смертью: ему отрежет голову русская женщина, комсомолка. Потом вдруг начал бормотать непонятные слова о том, что Аннушка уже не только купила подсолнечное масло, но и разлила его. Берлиоз и Бездомный посчитали незнакомца сумасшедшим и решили его задержать. Незнакомец же продемонстрировал документы, в которых значилось, что он профессор, приехавший по приглашению в качестве консультанта. Фамилию литераторы не разглядели, увидели лишь, что она начиналась на «В». Сам же незнакомец сказал, что он историк, специалист по черной магии, и предсказал, что сегодня на Патриарших произойдет интересная история.

Разговор об Иисусе был продолжен. «В белом плаще», — заговорил незнакомец, и слушатели погрузились в эпоху, со времен которой прошло почти две тысячи лет...

В белом плаще с кровавым подбоем между двумя крыльями дворца Ирода Великого ранним утром вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Он был в плохом настроении, так как его преследовал ненавистный запах розового масла, вызывая страшную болезнь гемикранию, от которой страдала половина головы, и не было никакого спасения. Он сел в кресло и приказал секретарю привести обвиняемого.

Ввели человека лет двадцати семи, одетого в старый разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта повязкой, руки связаны за спиной, а на лице имелись следы побоев. Понтий спросил его, подговаривал ли он народ разрушить «ершалаимский храм». Тот начал отвечать, но, к несчастью, назвал прокуратора добрым человеком, и Понтий Пилат приказал палача научить его почтению. Арестанта высекли, наказав звать прокуратора игемоном.

Начался допрос. Арестанта звали Иешуа, имел он прозвище Га-Ноцри и, по своим словам, никогда не совершал того, в чем его обвиняли. Люди все перепутали, что он говорил, особенно постарался сборщик податей Левий Матвей, который путешествовал вместе с арестантом.

По мере допроса прокуратору становилось все хуже. Начали даже появляться мысли о яде. И вдруг его мысли прозвучали в речах арестованного. Иешуа сказал, что знает, как мучится Пилат, как мечтает, чтобы к нему пришла собака — единственное существо, к которому он привязан, и что скоро его боль пройдет. Так и случилось. Арестованный позволил себе дать совет прокуратору измениться и изменить свою жизнь. И случилось чудо: вместо страшного гнева и наказания Пилат повелел развязать арестанта. По мере дальнейшей беседы прокуратор понимал, что не видит состава преступления в деле заключенного, как не видит и связи между его философствованиями и беспорядками в Ершалаиме. Поэтому смертный приговор будет заменен всего лишь заключением. Но как только Понтий Пилат хотел озвучить это, ему померещилось, что «голова арестанта уплыла куда-то, а вместо нее появилась другая. На этой плешивой голове сидел редкозубый золотой венец; на лбу была круглая язва, разъедающая кожу и смазанная мазью; запавший беззубый рот с отвисшей нижней капризною губой», и мысли у прокуратора понеслись мрачные: «Погибли!» Снова он продолжил допрос. Оказалось, что арестованный познакомился с неким Иудой из города Кириафа, которому объяснял свой взгляд на государственную власть, являющуюся, как и любая власть, насилием над людьми. И в тот момент, когда он предсказывал время, когда никакой власти не будет вовсе и человек будет жить в царстве истины и справедливости, его и схватили.

В невероятное возмущение пришел римский прокуратор от речей арестанта, повелел конвою увести его и приговорил его к смертной казни вместе с еще тремя заключенными. В честь наступающего праздника Пасхи одного из преступников следовало освободить. Понтий Пилат собрал у себя высших представителей власти и просил их освободить именно Га-Ноцри, вызвав тем самым их гнев. Просьбы его отклонили, Иешуа должен был быть казнен.

Незнакомец закончил свой рассказ. Приятели вышли из странного оцепенения и попытались поспорить с рассказчиком, но он в ответ заявил, что сам присутствовал при всем этом.

Затем он сказал, что остановится в квартире Ивана, просил поверить в дьявола и назвал Берлиоза по имени-отчеству, хотя не мог их знать. Берлиоз побежал к автомату, звонить, куда следует, дабы задержали этого сумасшедшего. На пути ему попался гражданин, как две капли воды похожий на того, из воздуха, только вполне реальный. Он глумливо посоветовал ему, как лучше пройти, Берлиоз остановился, давая дорогу приближающемуся трамваю, но поскользнулся на чем-то и упал прямо на рельсы. Трамвай наехал на него, и темный круглый предмет запрыгал по булыжникам. Это была отрезанная голова Берлиоза.

Бездомный, явившийся свидетелем этого, застыл, словно в параличе. Какая-то женщина закричала, что виновата Аннушка: она разлила подсолнечное масло, на котором и поскользнулся Берлиоз. Бездомный вспомнил, что именно это и предсказывал незнакомец, попытался его задержать, но тому на помощь пришел подельник в клетчатом костюме, вместе с которым он и удалился. Неизвестно откуда взял да и присоединился к парочке громадный черный кот, ходящий на задних лапах. Попытка поймать хоть кого-то из троицы Бездомному не удалась.

Почему-то ему в голову пришла мысль о том, что надо идти к Москве-реке. Там он и искупался, поручив следить за одеждой какому-то бородачу. Когда же Иван, приплясывая от холода, вышел из воды, оказалось, что одежда пропала, впрочем, бородач тоже. Остались только полосатые кальсоны, рваная толстовка, свеча, иконка и коробка спичек.

Иван решает идти в «Дом Грибоедова» — так назывался старинный двухэтажный дом на Бульварном кольце, принадлежащий той самой литературной ассоциации, сокращенно МАССОЛИТ, во главе которой стоял Михаил Берлиоз. По-простому дом называли «Грибоедов», и каждый вхожий сюда относился к заведению с уважением. Кроме всего прочего, здесь был ресторан, который считался лучшим в Москве, так как блюда здесь были недорогими и, что удивительно, свежими.

В тот вечер в половине одиннадцатого двенадцать литераторов ждали на заседание председателя Михаила Александровича. Было очень душно, люди нервничали и возмущались. Они еще не знали о смерти председателя. Знал только его заместитель, литератор Желдыбин, которого вызвали в морг.

Ближе к полуночи литераторы спустились в ресторан и сели в душном зале, так как другие столики были заняты. Злость на Михаила Александровича все росла. Ровно в полночь грянул джаз, тоненький голосок надрывно закричал: «Аллилуйя!», все кругом заплясало, а потом вдруг, в разгар веселья, пронеслось: «Берлиоз!» Началась суета. Приехал Желдыбин, члены правления собрались, чтобы решить вопросы, связанные с похоронами.

В ресторане же посетители вдруг увидели у чугунной решетки огонечек, который все приближался.

С огонечком шествовало белое привидение. Оказалось, что это Иван Николаевич Бездомный. Был он в разодранной толстовке с приколотой к ней иконкой и в кальсонах, в руке нес зажженную свечу. Поздоровавшись, он заглянул под ближайший столик и с тоской сказал: «Нет, его здесь нет».

Присутствующим Иван рассказал о том, что нужно срочно поймать консультанта, который убил на Патриарших Мишу Берлиоза. С ним были еще двое: какой-то длинный, клетчатый и кот черный, жирный. В поисках консультанта Иван стал заглядывать под столы, потом начал буянить. Наконец его самого схватили, спеленали и повезли в психиатрическую больницу.

В больнице Иван ругается и пытается тщетно объяснить, почему он появился в Грибоедове в таком странном виде. Намеревается позвонить в милицию, требует выслать пять мотоциклетов с пулеметами для поимки иностранного консультанта, ругает своего коллегу Рюхина, потом собирается уходить. Ему делают успокоительный укол, и он засыпает.

Доктор говорит Рюхину, что у Ивана., судя по всему, шизофрения. Рюхин едет в Москву и с тоской думает, что Иван был прав насчет его писательского таланта, мол, и в самом деле он пишет вздор. Грузовик останавливается у памятника Пушкину, Рюхин думает: «Но что он сделал? Я не постигаю...». Он считает, что вот это пример настоящей удачливости. Рюхин решает, что Пушкину просто повезло. У Грибоедова Рюхин заливает тоску водкой.

Степа Лиходеев лежит в кровати и страшно страдает. В голове гудит колокол, под закрытыми веками плавают коричневые пятна, тошнит, ничего не помнится, кроме того, что вчера он пытался поцеловать какую-то даму и напрашивался к ней в гости сегодня в двенадцать часов. Степа с большим трудом понимает, что он находится у себя дома. Степан Лиходеев — директор театра Варьете. Квартиру, в которой он очнулся утром, он занимал пополам с покойным Берлиозом, в большом шестиэтажном доме, покоем расположенном на Садовой улице. Эта квартира № 50 пользовалась странной репутацией.

Еще два года назад она принадлежала вдове ювелира де Фужере. Три комнаты из пяти вдова сдавала жильцам. Два года назад люди из этой квартиры стали исчезать. Первый жилец исчез, когда его вызвали в отделение милиции, чтобы он в чем-то расписался, потом исчез второй. Последним испарился жилец по имени Беломут, за ним заехала машина, чтобы отвезти на службу, с тех пор его не видели. Мадам Беломут была в отчаянии, впрочем, в ту же ночь она тоже исчезла.

Но это еще не все: двери обеих комнат, которые занимали супруги Беломут, оказались опечатанными. Хозяйка Анна Францевна потеряла сон, а на третий день после этих событий уехала на дачу. Она не вернулась. Ее домработница Анфиса вскоре тоже пропала.

Неделю квартира простояла пустой и запечатанной, затем в нее вселились покойный Берлиоз с супругой и Степа, тоже с супругой. За месяц обе супруги пропали, правда, не бесследно, так как одну, по слухам, видели в Харькове, а другую — на Божедомке.

Степа продолжал страдать. С трудом приоткрыв глаза, он увидел себя в трюмо. Вид был жутким. Рядом с собой в зеркале он увидел неизвестного человека в черном.

Степа вытаращил глаза на незнакомца. Тот поздоровался, а на вопрос о том, что ему нужно, ответил, что Степа сам назначил ему свидание на десять часов утра и вот уже час, как он дожидается его пробуждения.

Потом незнакомец сказал, что нужно привести Степу в нормальный вид. Откуда ни возьмись появился маленький столик, на котором были белый хлеб, паюсная икра в вазочке, белые маринованные грибы на тарелочке, что-то в кастрюльке и, наконец, водка в объемистом графинчике.

Незнакомец напомнил, что он — профессор черной магии Воланд, вчера приехал из-за границы в Москву, тут же явился к Степе и предложил свои гастроли в Варьете. Степа согласовал вопрос с Московской областной зрелищной комиссией и подписал контракт с профессором на семь выступлений. Они договорились, что Воланд придет сегодня к Степе в десять часов.

Взглянув на контракт, Степа увидел собственную подпись и косую надпись сбоку, сделанную рукой финдиректора Римского, с разрешением выдать артисту Воланду десять тысяч рублей аванса.

Степа побежал в переднюю к телефону. На двери в кабинете Берлиоза увидел сургучную печать на веревке и понял, что тот что-то натворил. Напрасно Степа вел с ним порой сомнительные разговоры.

Степа позвонил финдиректору Варьете Римскому, и тот сообщил, что афиши сейчас будут готовы. В немытом зеркале передней Лиходееву померещился какой-то странный субъект в пенсне, потом в зеркале прошел огромный черный кот. Степа пошатнулся, крикнул домработнице Груне, что это за коты тут шляются, на что Воланд сказал из спальни, что это его кот, а Груни нет, так как он отослал ее в Воронеж, на родину. В своей спальне Степа увидел длинного с единственным стеклышком в пенсне и жутких размеров кота со стопкой водки в одной лапе и вилкой с нацепленным на нее грибочком в другой. Воланд сказал, что это его свита, а свите требуется место, так что кое-кто здесь лишний в квартире, и ему кажется, что это Степа.

Тут случилось еще одно событие, от которого Степа сполз на пол. Из зеркала вышел маленький, но очень широкоплечий, в котелке на голове и с торчащим изо рта клыком, огненно-рыжий и очень мерзкий и начал говорить, что Степу надо выкинуть из Москвы. Его поддержал кот, рявкнув: «Брысь!»

Спальня завертелась вокруг Степы, он ударился о притолоку головой, потерял сознание, подумал, что умирает и... оказался в Ялте.

Около половины двенадцатого дня Иван Николаевич Бездомный проснулся после глубокого и продолжительного сна и вспомнил, что находится в психиатрической лечебнице. Вошла женщина, поздоровалась, подняла штору на окне и предложила Ивану принять ванну, мимоходом заметив, что лучше их клиники нет и за границей. Иван вспомнил вчерашнего консультанта.

Выдав Ивану белье и пижаму, его провели в громаднейший кабинет с множеством разного оборудования, в котором было две женщины и один мужчина, все в белом. Иван думал, по какому пути ему следовать. Можно были броситься на все эти лампы и замысловатые вещицы и перебить все в знак протеста, можно рассказать о консультанте и Понтии Пилате, а можно замкнуться в гордом молчании. Иван было решил идти по третьему пути, но его начали спрашивать о его жизни, начиная с самого детства и до вчерашнего дня.

Когда Иван оказался в своей комнате, он пообедал и решил дожидаться главного в этом учреждении, чтобы все ему поведать. Главный, доктор Стравинский, пришел в сопровождении многочисленной свиты. Иван стал рассказывать доктору вчерашнюю историю. Профессор посоветовал Ивану успокоиться и обо всем написать, а потом его загипнотизировал.

Никанор Иванович Босой, председатель жилищного товарищества дома № 302-бис по Садовой улице в Москве, где проживал покойный Берлиоз, находился в страшнейших хлопотах. В полночь его подняла с постели комиссия под руководством Желдыбина, сообщив о смерти Берлиоза. Вместе они отправились в квартиру № 50, но там никого не было. Опечатали рукописи и вещи покойного, а три комнаты, которые он занимал, перешли в распоряжение жилтоварищества. Вскоре все в доме уже знали о смерти Берлиоза, и с самого утра в четверг Босому стали звонить, потом приходить с просьбами посодействовать в получении комнат. Никанор Иванович пустился в бега, но его повсюду поджидали. Он решил укрыться в пятидесятой квартире.

На звонок ему никто не открыл. Он воспользовался имевшимся у него как у председателя жилтоварищества дубликатом ключа, вошел, позвал Груню. Ему никто не ответил, и он снял печать с двери кабинета и зашел. Навстречу ему вскочил тощий, длинный гражданин в клетчатом пиджаке и в пенсне. Он сказал, что фамилия его Коровьев, состоит он переводчиком при иностранце, имеющем резиденцию в этой квартире. Не дав Никанору Ивановичу высказаться, длинный продолжал. По его объяснению, иностранный артист господин Воланд приглашен директором Варьете Степаном Богдановичем Лиходеевым провести время своих гастролей у него в квартире, о чем еще вчера написал Никанору Ивановичу, поскольку сам отбыл в Ялту. Никанор Иванович с недоумением открыл портфель и обнаружил там письмо Лиходеева. Тогда Коровьев спросил, не согласится ли жилтоварищество предоставить господину Воланду на время гастролей и три комнаты покойного Берлиоза за хорошую плату.

 

 

 

Top.Mail.Ru
Top.Mail.Ru