Автобиографии писали многие, но автобиография Владимира Маяковского - нечто особенное. Она состоит из коротеньких, похожих на стихи, сжатых, как пружина, главочек. В них Маяковский иногда с болью, но чаще с юмором рассказывает о себе, о своём превращении из обычного мальчика в поэта. И называется автобиография необычно - «Я сам».
Уже в самом начале сказано главное: «Я - поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу. Об остальном - только если это отстоялось словом».
А вот как кратко характеризует он состав своей семьи:
«Отец: Владимир Константинович (багдадский лесничий), умер в 1906 году.
Мама: Александра Алексеевна. Сестры:
а) Люда.
б) Оля.
Других Маяковских, по-видимому, не имеется».
О своём образовании он говорит с иронией: «Учила мама и всякоюродные сестры. Арифметика казалась неправдоподобной. Приходится рассчитывать яблоки и груши, раздаваемые мальчикам. Мне ж всегда давали, и я всегда давал без счёта. На Кавказе фруктов сколько угодно. Читать выучился с удовольствием». Так же иронично он характеризует свой круг чтения в детстве: «Какая-то „Птичница Агафья". Если б мне в то время попалось несколько таких книг - бросил бы читать совсем. К счастью, вторая - „Дон Кихот". Вот это книга! Сделал деревянный меч и латы, разил окружающее».
В общем, рос, как росли тысячи его сверстников. Однако появилось в его понимании окружающего что-то неуловимо взрослое очень рано - какое-то обострённое чувство необходимости выбора между правдой и неправдой, добром и злом.
В.К. Маяковский. Отец поэта. Фотография. 1893 г.
А.А. Маяковская. Мать поэта. Фотография. 1893 г.
Поражение в русско-японской войне ускорило развитие революционных событий в Российской империи. Они развернулись не только в столицах, но и на окраинах государства. И Грузия не была исключением. В главке «Японская война» читаем: «Появилось слово „прокламация". Прокламации вешали грузины. Грузинов вешали казаки. Мои товарищи грузины. Я стал ненавидеть казаков». Вот какие детские впечатления легли в основу гражданского выбора в будущем. Эти взгляды ещё больше утвердились оттого, что причастной к событиям была старшая сестра, жившая в Москве. В главке с характерным названием «Нелегальщина» Маяковский вспоминает: «Приехала сестра из Москвы. Восторженная. Тайком дала мне длинные бумажки. Нравилось: очень рискованно. Помню и сейчас. Первая:
Опомнись, товарищ, опомнись-ка, брат,
скорей брось винтовку на землю.
И ещё какое-то, с окончанием:
...а не то путь иной -
к немцам с сыном, с женой и с мамашей...
(о царе).
Это была революция. Это было стихами. Стихи и революция как-то объединились в голове». Последнее замечание - необыкновенно важное. Без него, наверное, гораздо сложнее понять, как и почему именно сформировался своеобразный пафос лирики поэта, его отношение к жизни и художественному слову.
В 1906 году в семье Маяковских случилось горе: «Умер отец. Уколол палец (сшивал бумаги). Заражение крови. С тех пор терпеть не могу булавок. Благополучие кончилось. После похорон отца - у нас 3 рубля. Инстинктивно, лихорадочно мы распродали столы и стулья. Двинулись в Москву. Зачем? Даже знакомых не было». В Москве было несладко. Читаем в главке «Московское»: «С едами плохо. Пенсия - 10 рублей в месяц. Я и две сестры учимся. Маме пришлось давать комнаты и обеды. Комнаты дрянные. Студенты жили бедные. Социалисты. Помню - первый передо мной „большевик" Вася Канделаки».
Комнату внаём сдавали своим землякам - грузинам, а грузины эти были революционерами. В такую атмосферу попадает мальчишка, из которого жизненные обстоятельства необычно рано сделали вполне взрослого. Снова и снова в автобиографии попадаются слова о безденежье, о поисках выхода: «Денег в семье нет. Пришлось выжигать и рисовать. Особенно запомнились пасхальные яйца. Круглые, вертятся и скрипят, как двери. Яйца продавал в кустарный магазин на Неглинной. Штука 10-15 копеек».
Маяковский рано начал принимать активное участие в политической деятельности. Многое объясняет главка «Партия»: «1908 год. Вступил в партию РСДРП (большевиков). Держал экзамен в торгово-промышленном подрайоне. Выдержал. Пропагандист. Пошёл к булочникам, потом к сапожникам и наконец к типографщикам. На общегородской конференции выбрали в МК...» В неполные 15 лет Маяковский был не только «большевик», но и член Московского комитета РСДРП - Российской социал-демократической рабочей партии.
Революционная деятельность во все времена была связана с риском. Маяковский ушёл в революционную работу с головой - ничего не умел делать вполовину. За юношей устанавливается полицейское наблюдение. Для своих он «товарищ Константин», для сыщиков - «Высокий». Вскоре следует первый арест: «29 марта 1908 г. нарвался на засаду в Грузинах. Наша нелегальная типография. Ел блокнот. С адресами и в переплёте. Пресненская часть. Охранка. Сущевская часть. Следователь Вольтановский (очевидно, считал себя хитрым) заставил писать под диктовку; меня обвиняли в писании прокламации. Я безнадёжно перевирал диктант. Писал: „социяльдимокритическая". Возможно, провёл. Выпустили на поруки. Вышел. С год - партийная работа. И опять кратковременная сидка. Взяли револьвер. Махмудбеков, друг отца, тогда помощник начальника Крестов, арестованный случайно у меня в засаде, заявил, что револьвер его, и меня выпустили». Один из участников событий И. Морчадзе в 1929 году вспоминал: «Во время составления протокола, когда Владимиру Маяковскому пристав задал вопрос, кто он такой и почему пришёл сюда, Маяковский ответил ему каламбуром:
- Я, Владимир Маяковский, пришёл сюда по рисовальной части, отчего я, пристав Мещанской части, нахожу, что Владимир Маяковский виноват отчасти, а посему надо разорвать его на части».
Самым серьёзным оказался третий арест. Ему предшествовали важные события: «Живущие у нас (Коридзе (нелегальн. Морчадзе), Герулайтис и др.) ведут подкоп под Таганку. Освобождать женщин-каторжан. Удалось устроить побег из Новинской тюрьмы. Меня забрали. Сидеть не хотел. Скандалил. Переводили из части в часть - Басманная, Мещанская, Мясницкая и т. д. - и наконец - Бутырки. Одиночка № 103». Эти одиннадцать месяцев Маяковский оценил как «важнейшее для него время». В царских тюрьмах заключённым разрешали читать книги. Сидя в одиночке, Маяковский «...бросился на беллетристику. Перечёл всё новейшее. Символисты - Белый, Бальмонт. Разобрала формальная новизна. По было чуждо. Темы, образы не моей жизни. Попробовал сам писать так же хорошо, но про другое. Оказалось, так же про другое - нельзя. Вышло ходульно и рсвплаксиво. Что-то вроде:
В золото, в пурпур леса одевались,
Солнце играло на главах церквей.
Ждал я, но в месяцах дни потерялись,
Сотни томительных дней.
Исписал таким целую тетрадку. Спасибо надзирателям - при выходе отобрали. А то б ещё напечатал!».
Почему же это время было для него «важнейшим»? Маяковский был необыкновенно одарённым человеком: хорошо рисовал, чувствовал потребность выразить себя в поэтическом творчестве. Но оказалось, что нет важнейшего условия для этого - детали - знаний. Оказалось, что время, занятое политикой, лишило возможности заниматься самообразованием и образованием. Именно это он осознал в тюрьме.
Одиночная камера № 103 Бутырской тюрьмы в Москве, где был заключён Владимир Маяковский в 1909 г.
По выходе из Бутырок он сделал всё, чтобы наверстать упущенное и начать учиться. «Поступил в Училище живописи, ваяния и зодчества: единственное место, куда приняли без свидетельства о благонадёжности».
Училище было собранием людей, каждый из которых считал себя если не гением, то уж самым талантливым художником.
Творческие споры, стремление к самовыражению и самореализации - не самая худшая атмосфера для молодых дарований. Она способствует творчеству. В ней быстрее и естественнее проявляется талант. Наряду со способностями живописца у Маяковского проявился талант поэта. Это почувствовал его товарищ, художник и поэт, один из лидеров нового искусства, которое назовут «футуризмом», Давид Бурлюк.
Давид Бурлюк. Фотография. 1914 г.
Маяковский вспоминал: «Ночь. Сретенский бульвар. Читаю строки Бурлюку. Прибавляю - это один мой знакомый. Давид остановился. Осмотрел меня. Рявкнул: „Да это же вы сами написали! Да вы ж гениальный поэт!" Применение ко мне такого грандиозного и незаслуженного эпитета обрадовало меня. Я весь ушёл в стихи. В этот вечер совершенно неожиданно я стал поэтом».
В главке «Бурлючье чудачество» Маяковский дорисовывает картину: «Уже утром Бурлюк, знакомя меня с кем-то, басил: „Не знаете? Мой гениальный друг. Знаменитый поэт Маяковский». Толкаю. Но Бурлюк непреклонен. Ещё и рычал на меня, отойдя: „Теперь пишите. А то вы меня ставите в глупейшее положение"».
Вопросы и задания
Что показалось вам в автобиографии «Я сам» необычным и интересным?
Расскажите об условиях, в которых формировался характер юного Маяковского.
Почему впоследствии поэт назвал одиннадцать бутырских месяцев «важнейшим временем»?
«Так я стал поэтом», - пишет Маяковский. Как вы думаете, не будь чтения стихов Давиду Бурлюку, Маяковский поэтом уже не стал бы? Свой ответ аргументируйте.
