|
|
|
Учебник МХК для 10 класса Мировая художественная культура
Тема 14. Новгородская Русь: утверждение самобытной красотыО бранный витязь! Ты печален,
/Н.М. Языков/ Преданье ль темное тайник взволнует груди,
/А.А. Григорьев/ «Киевская Русь была зерном, из которого вырос колос, насчитывавший несколько новых зерен-княжеств», — писал о наступлении эпохи феодальной раздробленности известный историк Б.А. Рыбаков. Первоначально этот процесс, столь естественный для стран европейского континента в эпоху Средневековья, отнюдь не тормозил развития художественной культуры. Усобицы русских князей скорее сопутствовали, нежели препятствовали строительству храмов и монастырей, созданию новых летописей, произведений иконописи и певческого искусства. Разделы земель между наследниками киевского престола, ставшие все более ощутимыми к концу XII в., стимулировали рост городов и, при всех неудобствах жизни и общей нестабильности власти, не замедляли распространения накопленных Киевом знаний и художественного опыта по всему пространству древнерусских княжеств.
И все же эти здравые размышления не снимают очевидного вывода: именно раздробленная, ослабленная в военном отношении Русь не смогла противостоять ордам Батыя, вторгшимся на наши земли в середине XIII в. Напомним, что татаро-монгольские полчища еще в 1223 г. нанесли жестокое поражение дружинам южнорусских княжеств на реке Калке, а в конце 1237 г. они начали свой опустошительный путь по русским землям. Период с 1237 по 1240 г. — едва ли не самый трагический в нашей истории, когда перед врагом оказались бессильными не только малые города, но и укрепленный многолюдный Киев. Лишь Западнорусские и Новгородо-Псковские земли уцелели в кровавой мясорубке, ужасы которой запечатлели все русские летописцы. Обратим внимание: свидетели тех событий воспринимали нежданные бедствия как кару за грехи человеческие, как дьявольское наваждение, спасение от которого возможно лишь на основе сохранения православной веры. Эта позиция оказалась пророческой. Удивительно стойкая приверженность наших предков христианским духовным ценностям, сбережение идеалов православия и канонических храмовых традиций постепенно оживляли культурную жизнь порабощенного, но не сломленного народа. На русских северных просторах, свободных от ордынцев, вновь затеплились очаги возрождающейся государственности. В числе наиболее значительных преемников Киева стал «господин Великий Новгород», где русская художественная культура приобрела черты большей национальной самобытности и достигла новых высот своего развития. Новгородская Русь — это огромная территория, простершаяся от Балтики до Ледовитого океана и Урала. Когда впоследствии новгородские земли были присоединены к Московскому царству, сразу вдвое увеличились его размеры. История формирования новгородского княжества уходит в отдаленные времена: славяне-земледельцы, спасаясь от набегов степняков, постепенно продвигались на север, медленно осваивая зону лесов Восточной Европы. В пограничье поселений славянских и угрофинских племен возникали древние русские города — Псков и Изборск близ Чудского озера, Новгород на реке Волхов, Белоозеро, Ростов. Ученые установили, что Новгород возник в IX в. благодаря выгодному географическому положению. Одна из древних былин так описывает торговые пути, сходившиеся в Новгород и способствовавшие его быстрому росту и процветанию: Реки да озера к Нову-городу,
Город строился на двух берегах Волхова, соединенных Великим мостом. Именно здесь сходились в кулачных боях жители лево- и правобережья, здесь же бесчинствовал, судя по былинам, знаменитый силач Василий Буслаев. Была у Великого моста и печальная слава — с него сбрасывали в Волхов приговоренных к смертной казни людей. Центром духовной жизни Новгорода был Кремль, включавший в себя уже упомянутый нами ранее Софийский собор и епископский двор. В южной части Новгородского кремля другой былинный герой — торговый гость Садко Сытинич — построил на свои купеческие капиталы красивую Борисоглебскую церковь. Напротив кремля находились торг, Ярославово дворище, дворы иноземных купцов и многочисленные церкви. А еще здесь была вечевая площадь, признак своеобразной демократии, которая придавала Новгороду сходство с вольными европейскими городами — Венецией, Гамбургом, Амстердамом и др. Вече было установлено в 1136 г., и вечевой колокол, сзывавший горожан на решение важных вопросов, звучал вплоть до 1478 г., когда Иван III подавил новгородскую вольницу и подчинил «вечевую республику» Москве. Новгородские летописцы не уступали в своем мастерстве киевским корифеям. Они были внимательны к судьбе родного города и подробно описывали все перипетии его истории — войны, пожары, наводнения, годы засухи и неурожая. Однако за изображением этих бедствий явственно ощущается биение жизни, весьма, по средневековым меркам, благополучной, богатой, и проступает мироощущение людей с чувством собственного достоинства. Новгородцы, характер которых выковывался в опасных торговых вояжах и мореплавании, превыше всего ценили в людях мужество, стойкость, смекалистость, уверенное знание своего дела. Примечательно, что жители новгородских земель были повсеместно грамотными: об этом свидетельствуют знаменитые берестяные грамоты простых горожан, написанные по самым обыденным случаям и поводам. Здесь и долговые расписки, и любовные послания, и приглашения на похороны, и просьбы дать взаймы гривну... Стоит ли удивляться, что искусство, творимое новгородскими мастерами, постепенно приобрело яркие самобытные черты, а «голос дряхлеющей Византии» становился все менее слышен в торжественном «звучании» молодых северных муз: зодчестве, иконописи, храмовых песнопениях! Обратимся к сохранившимся памятникам этой великой культуры. Наиболее зримо своеобразие художественного мышления новгородцев проявилось в архитектуре. На раннем этапе ее развития новгородские зодчие сумели творчески претворить идеалы храмового строительства, выпестованные греческими и киевскими мастерами. Именно творчески, поскольку новгородские сооружения никогда не «повторяли пройденного», имели свою «изюминку» и оригинальное образное решение. Монументальные сооружения начала XII в. многие ученые связывают с работой гениального русского зодчего Петра, чьи имя сохранилось в летописной записи о строительстве знаменитого Георгиевского собора Юрьева монастыря. При возведении этого храма архитектор выполнял указания последних новгородских князей Мстислава и Всеволода, которые, уступив детинец епископу, хотели возвести вне его территории собор, соперничающий со Святой Софией. Вряд ли мастер прислушивался только к их тщеславным речам. Его творение вполне вписывается в стилистику киевской архитектуры, мощно и величаво возвышаясь на берегу Волхова. При этом невольно обращает на себя внимание асимметричное завершение храма. Современники говорили: «А мастер Петр делал церковь о трех верхах», имея в виду необычное динамичное ее завершение. Дело в том, что зодчий несколько сдвинул центральный купол храма по отношению к двум боковым его вершинам. Асимметрия особенно бросается в глаза, если смотреть на собор с севера или юга. Она создает ощущение неожиданной подвижности каменной громады. Запомним эту гениальную находку мастера Петра, ведь позднее именно пластичность и красота асимметрии станут примечательными чертами стиля северной архитектуры.
Софийский собор в Новгороде Георгиевский собор был «последней песней» монументального строительства; еще в домонгольские времена, во второй половине XII в., начинает складываться совершенно новый тип храма, одноглавого, камерного по размерам, простого и строгого по облику. Об этом свидетельствует стиль церкви Спаса на Нередице (1198). Небольшая, кубической формы приземистая и суровая постройка словно вырастает из земли. Храм свободен от какого-либо наружного убранства. Его фасад, расчлененный только лопатками, рождает ощущение уверенной мощи и силы. В образе церкви можно обнаружить все основные черты будущей зрелой новгородской архитектуры: приблизительность плана, нечеткость геометрических конструкций, кривизну вертикальных линий, неровность стен, пластика которых рождает ассоциации с лепными работами «большого ребенка»... Говорит ли все это о «неграмотности» зодчего? Вовсе нет. Сооружение покоряет особой прелестью «скульптурного» решения, его человечностью, «рукотвор-ностью», что и составляет одну из основ новой самобытной архитектурной школы. С татаро-монгольским нашествием в Новгороде на несколько десятилетий замирает культурная жизнь, прекращается строительство новых храмов. Лишь с конца XIII в. вновь появляются стимулы к осуществлению творческих замыслов. Кстати, в нашей науке долго бытовало мнение, что новгородские дружины отказались принять участие в Куликовской битве 1380 г. Сегодня же доказано, что избранное новгородское войско во главе с воеводой Иваном Васильевичем Мошковым достойно представляло новгородскую землю в смертной битве с ордынцами.
Церковь Петра и Павла в Кожевниках Итак, с конца XIII в. в новгородской архитектуре начинается наиболее интересный и зрелый этап ее развития. Прежде всего изменились материал и техника кладки; строители стали использовать местный плитняк, сочетая его с валунами и кирпичом, что позволяло творить пластичные, подвижные, лишенные геометризма «скульптурные» формы храмов. Глубоко и ярко принципы новгородской архитектуры отразились в постройках церквей Спаса на Ковалеве (1342), Петра и Павла в Кожевниках (1406), Федора Стратилата на Ручью (1361). Последнее сооружение было возведено на деньги посадника Семена Андреевича. В четырехстолпном одноглавом храме зодчие несколько отступили от общепринятой аскетичности стиля и использовали приемы декоративного украшения: стрельчатые порталы, глубокие впадины окон, декоративные детали в оформлении барабана и апсиды. По всей видимости, более праздничный образ церкви Федора Стратилата, отказ от суровой строгости были своевременным ответом на запросы современников. Во всяком случае, этот храм долгое время служил образцом для подражания при возведении новых сооружений. Выдающийся памятник зрелой новгородской архитектуры — церковь Спаса на Ильине улице (1374). В этом храме декоративная роскошь оформления словно спорит с формой конструкции. Сложные порталы, многолопастные арки, ниши, оконные наличники — все это передает радостное мироощущение, соответствующее настроениям мужественных и неунывающих новгородцев, уверенно смотрящих в будущее.
Церковь Федора Стратилата на Ручью Как видим, архитектура северных областей с удивительной глубиной и искренностью отразила разные этапы жизни Руси от домонгольского времени до периода освобождения от ордынских захватчиков. Красота и самобытность храмовых одноглавых богатырей, прочно стоящих на бескрайних новгородских землях, сочеталась и дополнялась их внутренним убранством — иконописью и фресками. Известно, что именно живопись новгородских церквей пострадала более всего от разорительных войн и пожаров. И в XX в. фашистские варвары не пощадили бесценные памятники старины — храмы Спаса на Нередице, Успения в Волотове, Спаса на Ковалеве, Михаила на Сковороде и другие шедевры. Многие росписи исчезли безвозвратно; остались лишь их копии и свидетельства ученых, которые позволяют представить утраченную красоту.
Георгиевский собор Юрьева монастыря в Новгороде История монументальной живописи новгородской школы ведет свое начало от художников Стефана, Микулы и Радко, которые в 1108 г. расписали стены храма Святой Софии. Эти фрески сохраняют стилистику киевского искусства — величавого, условного, несколько холодноватого. Со временем архаичные, застылые «случайные черты» новгородской живописи, навеянные греческими идеалами, уступят место более естественным и самобытным образам. «Кто не имел счастья видеть фрески Нередицы, тому трудно составить достаточно полное представление о монументальной живописи средних веков», — так считал один из ведущих наших искусствоведов В.Н. Лазарев. К сожалению, сегодня уже никто и никогда не сможет увидеть этот неповторимый ансамбль XII в.: фрески погибли от рук немецких оккупантов. Раньше же каждый, кто входил в храм, оказывался во власти изображений, повествующих о Священной истории в ее последовательном развертывании. В куполе храма в соответствии с давней традицией было изображено Вознесение Господне, между окон барабана — пророки с раскрытыми свитками. На парусах выделялись фигуры евангелистов — Матфея, Марка, Луки, Иоанна, в центральной апсиде — Богоматерь Оранта, окруженная с обеих сторон святыми во главе с русскими князьями Борисом и Глебом. Еще ниже была написана евхаристия, два ряда святых в полный рост и деисус. На стенах храма изображены двунадесятые праздники и события Страстной недели («Страсти Господни») и ветхозаветные сцены.
Фрески покрывали стены Нередицы от цоколя до главы храма. Ученые считают, что их создавали по меньшей мере 10 мастеров, работавших по традиции с учениками и помощниками. Но это различие манеры письма видно только специалистам. Для прихожан ансамбль росписей представал как единое целое, сочетающее самые разные моменты Священной истории умело и гармонично. Художественный язык фресок отличается простотой и свободой, что свидетельствует о зарождении самобытного новгородского искусства. А еще обращает на себя внимание динамичное начало, придающее росписям жизненную достоверность. Так, на западной стене храма помещалась композиция с лаконичной надписью «Страшное судище». Грозной силой возмездия веяло от мрачных ликов апостолов-судей; печалились о грешных людях стоявшие за ними ангелы, один из которых взвешивал на весах человеческие души. И смотрели с иконы не византийские святые, далекие от русской жизни, а выразительные лица новгородцев. Для полной достоверности происходящего сцены ада снабжались пояснительными надписями: «Тьма кромешная», «Смола», «Мраз», «Иней», «Скрежет зубов» и др. И любой из новгородцев, находившихся в храме, мог воочию убедиться, что вне зависимости от чинов, богатства, процветания каждого после смерти ждет общее испытание... Из новгородской станковой живописи домонгольского периода сохранилось немногое. Глубоким лиризмом и некоторой отрешенностью проникнута прекрасная икона «Ангел Златы Власы», принадлежащая византийской традиции, высокая философичность которой постепенно уходила в прошлое. Ей на смену пришли самобытные образы, отличающиеся простотой и искренностью. Уже в начале XIII в. народное начало новгородской живописи заявило о себе в бесхитростных изображениях самых разных святых, помогавших людям в их повседневных делах и заботах. Почитали Илью Пророка, посылающего на землю благодатный дождь; Николу Чудотворца, покровителя путешествующих; Георгия Победоносца, приносящего воинские победы; Флора и Лавра, защитников скотоводов и др. Своих небесных покровителей новгородцы любили изображать яркими красками, подчеркивать их крепость и силу. В XIII в. в Новгороде окончательно сложилась самобытная, свободная от копирования греческих или киевских образцов манера письма. В ней все более сказывается влияние русского народного искусства, привносящего в иконопись новые черты. Особенно заметно переплетение древних фольклорных образов с миром иконы в украшении богослужебных книг и летописей. В этих рукописях новгородские мастера любили сочетать теплый тон пергамена с декоративным плетением рисунков, точек, крестиков, завитков красного тона, что вызывает ассоциации с затейливыми вышивками северных мастериц, выводящих красной нитью узоры на холсте.
Феофан Грек. Спас Вседержитель. Фрагмент фрески. Церковь Спасо-Преображения XIV в. стал подлинным «золотым веком» новгородской живописи. Иконописцы местной художественной школы научились уверенно сочетать высокие установки византийско-славянской культуры с собственным опытом и обогащенными временем представлениями о духовной красоте. У истоков этой школы стоял великий мастер родом из Константинополя — Феофан Грек (30-е гг. XIV в. — после 1405). Феофан приехал на Русь уже сложившимся мастером. Что влекло художника к далекой и холодной земле? По мнению искусствоведа Л.Д. Любимова, «переход Феофана на Русь имеет глубокое символическое значение. Это как бы эстафета искусства, передача светлого его факела из коснеющих старческих рук в руки молодые и крепкие». На Руси Феофан нашел вторую родину, где сумел полностью реализовать свой необыкновенный творческий дар, поражая современников глубиной духовных знаний и интеллектом (за что был прозван «философом»). Знаменитый книжник того времени Епифаний Премудрый имел счастье не раз беседовать с художником и наблюдать за ходом его работы. Писателя поразила свобода, с которой творил Феофан Грек, не взирая на иконописные образцы и не прерывая беседы с окружавшими его любопытствующими. Если верить свидетельству Епифания, то к концу своей жизни мастер расписал свыше 40 храмов в различных городах Европы и Руси. И создал свой шедевр мирового значения именно в Новгороде. Речь идет о фресках церкви Спасо-Преображения на Ильине улице, выполненных по заказу боярина В.Д. Мошкова. Думается, что в эту работу «книги изограф нарочитый и живописец изящный во иконописцех» (Епифаний Премудрый) художник вложил весь свой талант, мастерство и душу.
Феофан Грек. Преображение. Икона Фрески Спасо-Преображения «звучат» великолепным мощным ансамблем, излучая духовную энергию. Персонажи Священного Писания, запечатленные уверенной рукой мастера, вовсе не похожи на застывшие спокойные образы киевских храмов. Многие святые находятся в состоянии непередаваемого словами душевного напряжения, борьбы с соблазнами плоти. Они показаны в тот момент, когда человек неистово стремится к победе над грехом, к освобождению от власти материального «мира сего». Перед нами мучительное противостояние тела и духа, говорящего, что победа над самим собой и торжество святости достается очень высокой ценой... Столь же глубок и правдив был художник в воплощении эпизодов Евангелия. Например, такая деталь: в сцене «Рождество Христово» один из пастухов, пораженный вестью о рождении Спасителя, неожиданно откидывается назад, и от этого движения с его головы падает шапка. Другой пастух замер в напряженной работе мысли и полном недоумении от полученного известия. Его образ — воплощение немощи человеческого разума, неспособного до конца понять высокий смысл произошедших евангельских событий. Цветовая гамма фресок Феофана, некогда яркая, сегодня потускнела от времени. Но и сейчас в изображениях можно разглядеть резкие световые блики, которые ложатся на затененные участки тела, придавая святым еще большую экспрессию (например, образ Макария Египетского, Отца Церкви, или образ Спаса Вседержителя). Можно предположить: с помощью бликов художник запечатлел духовную светонос-ность, что является отблеском света Фаворского, некогда озарившего Иисуса Христа и отныне пребывающего на земле*. * Божественный свет снизошел на Спасителя на горе Фавор в Галилее (Преображение Господне, или Богоявление). Сюжет Преображения изложен в Евангелиях от Матфея, Марка и Луки. Экспрессивная мощь живописи Феофана Грека, конечно же, не могла оставить равнодушными его учеников и последователей. Ученые считают, что созданное им художественное направление сказалось в росписях церкви Федора Стратилата на Ручью и в храме Успения Богородицы на Волотове (к сожалению, разрушен фашистами), где русские мастера, опираясь на опыт Феофана, создали необыкновенно яркие ансамбли фресок, отличающихся страстной взволнованностью.
В конце XIV — начале XV в. в зрелой новгородской живописи побеждает своеобразный религиозный «практицизм», в котором органично сошлись теплота и непосредственность выражения чувств с трезвым, чуть наивным отношением к евангельским сюжетам. В то время весьма модными становятся изображения «избранных святых» (во весь рост и по пояс). Среди них, как правило, преобладали те, кто «обеспечивал» жизненно важные потребности горожан (например, прекрасная икона «Чудо о Флоре и Лавре» — покровителях коневодов). Любимый образ новгородских иконописцев — святой Георгий-змееборец, в котором видели бесстрашного защитника Родины. В свете сказанного уже не удивительно появление живописи, повествующей не о героях Священной истории, а о реальных людях. Так, в 1467 г. неизвестный художник по заказу «раба Божия» Антипа Кузьмина сотворил двухярусную икону, получившую у искусствоведов название «Молящиеся новгородцы». На нижнем ярусе изображена боярская патриархальная семья, возглавляемая почтенными старцами; на верхнем — святые деисусного чина. Самобытность художественного мышления новгородцев сказалась в музыкальном искусстве. Подобно другим русским землям, в Новгороде развивалось и народное музыкальное творчество, и храмовое пение. В фольклоре (особенно в былинах) новгородцы любили прославлять талантливость, смелость, удачливость. Самым ярким героем новгородского фольклора стал легендарный гусляр и купец Садко, побывавший на дне морском и пленивший своей игрой сердце Морской царевны. Богатые горожане не жалели денег и на развитие профессионального церковного пения. К XVI в. в новгородских храмах сложилась прекрасная школа распевщиков, многие из которых потом перебрались в Москву, где выпестовали новое поколение знатоков хорового искусства. Среди них братья Савва и Василий Роговы, замечательный мелодист Федор Христианин (Крестьянин), теоретик музыки Иван Шайдур. Символом музыкального Новгорода на все времена стало звучание колокола. Древнейшие колокола звонили на северных землях уже в XI в. Позднее колокол-набат стал считаться неотъемлемым атрибутом новгородской вольницы. Неслучайно царь Иван III, покорив новгородское княжество, вывез вечевой колокол в Москву, где приказал его перелить. Вопросы и задания
|
|
|