|
|
|
Учебник МХК для 10 класса Мировая художественная культура
Тема 1. Народное творчество — неиссякаемый источник самобытной красотыЯ прижал к сердцу молодецкому
/Н.А. Львов/ Откуда же пришла красота в повседневный быт,
/В.А. Солоухин/ История художественной культуры любого народа имеет некое условное начало, от которого тянутся нити в будущее. Есть такая точка отсчета и у русского искусства: со знаменательного 988 г. — Крещения Руси начинается интенсивное развитие архитектуры, живописи, литературы, музыки. Но зададимся вопросами: какое место художественное творчество занимало в более ранние эпохи? Стерлись ли со временем из памяти народа те художественные образы, что родились в недрах канувшей в лету дохристианской цивилизации? Что знаем мы сегодня о той духовной культуре, что сформировала поколения людей, сумевших всем сердцем принять христианское вероучение и вытекающую из него сложнейшую систему храмового православного искусства? Дохристианский период истории славянской культуры можно назвать мифологическим. Этот этап общественного развития проходят все народы. Миф — один из способов постижения окружающей действительности, совокупность символических представлений о мире. По древним верованиям жизнь человека представляется включенной в бесконечный водоворот природы, не имеющий высшего духовного смысла. Люди с «мифологической логикой» не выделяют себя из природного окружения, обожествляют стихии, растения, животных, приписывая им те или иные человеческие качества, одушевляя их. Идея братства человека и животного нашла выражение в тотемизме (тотем — священное животное, от которого якобы произошел человеческий род). Отголоски тотемизма долго звучали в русской культуре (например, гербы многих древних городов включали изображения животных, а символика двуглавого орла до сих пор сохраняется в гербе России), А еще люди наивно полагали, что без их участия не взойдет солнце, не придет благодатное тепло, не выпадет долгожданный дождь. Поэтому основой культурной жизни мифологической эпохи стал обряд — театрализованное действо, в котором сплетались воедино слово, жест, танец, музыка. В современной науке этот синтез получил название «первобытный художественный синкретизм». Кому посвящались эти обряды? Поскольку собственно славянские мифологические тексты (в отличие, например, от египетских или древнегреческих) до нас не дошли, то ученые реконструируют образы древних верований на основании различных «вторичных» источников — средневековых хроник, свидетельств путешественников, географических наблюдений европейских и арабских авторов. Особенно интересно свидетельство жившего в VI в. византийского писателя Прокопия Кесарийского, который пишет: «Эти племена, славяне и анты, не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве, и поэтому у них счастье считается делом общим. Равным образом и во всем остальном, можно сказать, у обоих этих племен <...> вся жизнь и узаконения одинаковы. Они считают, что только один Бог, творец молний, является владыкой над всем, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды... Они почитают и реки, и нимф, и всяких других демонов, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят и гадания. Живут они в жалких хижинах, на большом расстоянии друг от друга, и все они по большей части меняют места жительства». Действительно, мифологические представления об устройстве вселенной неизбежно породили языческую религию. Древние славяне придумали множество богов. Им, жителям «жалких хижин», приходилось, отвоевывая жизненное пространство, искать покровительства у солнца, воды, деревьев, камней, реальных и фантастических животных, символические изображения которых в виде бронзовых, глиняных, каменных, деревянных истуканов были разбросаны по всем славянским землям. Они олицетворяли грозные, неподвластные человеческой воле, чуждые милосердия силы природы. Удивительно, но первое «исследование» персонажей славянского язычества было написано еще в XII в. Дело было так. Один из русских книжников, плывший через Афон и Константинополь (Царьград), был немало поражен руинами античных храмов, посвященных древнегреческим богам — Зевсу, Афродите, Афине, Артемиде. Вероятно, языческие святилища напомнили ему памятники родной земли. Вот и написал книжник труд под названием «Слово о том, как языческие народы поклонялись идолам и приносили им жертвы». Умный и чрезвычайно образованный, он сравнил славянское язычество с иными религиозными верованиями. Суммируя сведения этого древнего текста, современный ученый Б.А. Рыбаков выделил следующую периодизацию в истории самых древних славянских верований:
* Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества ХII—ХIII вв. М., 1982. С. 392. Из этих строк становится очевидным, что славяне уже на ранней ступени своего развития ощутили наличие в окружающем их мире действия двух противоположных начал — добра и зла. Добро людям несли берегини (от слова «беречь», «оберегать»). Злое начало — это духи, вампиры, упыри, оборотни, наносящие вред человеку. Против них составляли заговоры, носили амулеты — обереги. С развитием дружинного военного дела возник культ бога Перуна — повелителя громов, молний, военных действий. Почитались и другие божества — бог Солнца-светилы Хорс, податель небесных благ Даждь-бог, бог-сеятель и небесный посланец Симаргл, бог ветра и воздушной стихии Стрибог, богиня плодородия мать сыра земля Макошь (Мокошь) и др. Были и низшие мифологические существа, порой чрезвычайно вредные для человека божества, — леший и водяной, домовой и банник, русалка и кикимора, а также страшные существа, несущие людям горе, смерть, болезни, — Мара, Морена, Лихо, Кощей, Баба-яга. Изображения языческих богов были погрудными или в полный рост. Самым знаменитым из них является так называемый Збручский идол (Х в.), поставленный на реке Збруч (приток Днестра). Идол представляет собой большой четырехгранный каменный столп, каждая сторона которого была покрыта цветными барельефами. Цвет со временем исчез, стерлись и контуры изображений. Однако и сегодня можно рассмотреть фигуры богов и богинь, которые расположены на трех ярусах столпа. Больше половины высоты занимает образ божественного небожителя, вероятно, Святовита. Нижний ярус изображает подземный мир и его бога, скорее всего, Велеса. В среднем же ряду помещены маленькие фигурки людей. Так что Збручский идол — это не только религиозный символ, но и своеобразная «картина мира», передающая представления древних славян о строении Вселенной, неба, земли и подземного мира. С языческими богами «общались» в специально отведенных культовых сооружениях — капищах. Много веков здесь собирался славянский люд, чтобы помолиться и совершить жертвоприношение языческим небожителям. И все же в русской культуре, в отличие от античной, не появился свой божественный Олимп. Славянские боги не имели «биографий», их облик был весьма неопределенным. Нередко одно и то же божество почиталось в разных племенах по-разному. Поэтому сегодня ученые затрудняются в определении «имени» того или иного изображения. В Историческом музее Киева хранятся загадочные серебряные фигурки, найденные при раскопках клада VI в. в селе Мартыновка. Присмотревшись, замечаешь, что каждая фигурка имеет усы, одета она в брюки, а на голове... что-то подобное шлему. Люди выполняют странное движение, они согнули колени, словно исполняя присядку в знаменитом гопаке. И все же думается, что перед нами не обычная бытовая сценка, а ритуальный танец. Не случайно многие ученые называют мартыновскую находку «пляшущими идолами». Антиномия добра и зла, столь рано прочувствованная нашими предками, оказала определяющее влияние на становление славянской мифологии. Естественное противопоставление жизни и смерти, счастья и несчастья влекло за собой более сложную символику, дво-ичность образов. Например, в основе многих пословиц, поговорок, ритуалов, примет, сохранившихся вплоть до наших дней, лежит противопоставление «правого» и «левого». Со временем это вылилось в представление о Правде на небе и Кривде на земле. Сочетание «верха» и «низа» также имело глобальный космический смысл (вспомним Збручский идол). Весьма существенной была двоичная символика «свой» — «чужой». Например, «своими» считались родные по крови люди, «чужими» — все прочие (вечная неприязнь мачехи к падчерице). Или «своим» был родной дом, лес же — признак враждебного, «чужого» начала (противопоставление ребенка — Бабы-яги). Примеры «двоичного» мышления можно продолжить, если обратиться к одному из самых ярких явлений мифологической художественной культуры — русской народной сказке, в особенности — сказке волшебной. У этого древнейшего жанра устного народного творчества есть свои особенности. Начинается сказка с нанесения какого-либо ущерба или вреда (похищение, изгнание и др.) или с желания иметь что-то (например, царь посылает сына за жар-птицей). Далее происходит чудо — встреча героя с помощником или волшебником, облегчающим достижение цели (вспомним, что и в пушкинской поэме «Руслан и Людмила» происходит чудесное знакомство главного героя с волшебником Финном). В ходе повествования есть своя кульминация — поединок героя со злыми силами (Соловьем-разбойником, Змеем Горынычем, Бабой-ягой и др.). Нередко в сказках звучат мотивы родства людей и животных, рассказывается о браке человека с тотемным существом (например, с Царевной-лягушкой). Как правило, эти тексты несут отпечаток доброго и оптимистического взгляда на мир, формируют чувство справедливости, уверенности в торжестве правого дела, победе добра над злом — ведь кончаются сказочные повествования счастливой развязкой*. * Наиболее подробно волшебная сказка описана в трудах В.Я. Проппа (см.: Исторические корни волшебной сказки. СПб., 1996). Вместе с тем очевидно, что в волшебных сказках запечатлелись нравственные установки жизни славянина-язычника. Ради поставленной цели сказочный герой готов нарушить любые законы, силой, хитростью, обманом преодолеть любые преграды, не слишком задумываясь о цене пролитой крови своих противников. Так что запомним главное: в воображаемой мифологической картине жизни славянина-язычника человеческая личность не представляла особой ценности, «знак равенства» между человеком и животным освобождал от чувства вины за содеянное злодеяние, от мук совести, а о любви и милосердии в те далекие времена редко раздумывались. Художественное наследие РоссииИскусство времен язычества.
«Вымысел — это есть то, что отличает сказку от мифа. В правдивость мифа верят, в сказку уже нет. Мифы объясняли Древний мир, рисовали его картину. Сказка использует ее для создания художественного произведения». (Н.С. Воловник. У истоков русского фольклора. М., 1994. С. 164—165). «Песня связывает воедино словесное богатство народа с богатством музыкальным и обрядовым. Художественная щедрость настолько широка, что делает ее близкой родственницей, с одной стороны, сказке, бывальщине, пословице и преданию, с другой — образно-бытовому и музыкально-хореографическому выражению народного художественного гения» (Белов В. Лад. М., 1989. С. 341). Календарные песни(колядки, святочные, семицкие, купальские)
3 А мы эту песню хлебу поем, Слава!
Семейно-бытовые песниСвадебные (корильные и величальные, плачи-причитания)
3 Сударыня ж моя матушка!
Хороводные и плясовые песни
Образы старинных обрядов и древних преданий
И все же славянское язычество естественно предшествовало осознанию высокого христианского вероучения. Предки русского народа, как и многих других европейских народов, двигались в поисках духовной истины, как на вершину горы, постепенно, шаг за шагом постигая тайны мироздания. В недрах язычества уже тлели искры живого человеческого чувства. И главным свидетельством духовной и творческой одаренности древних славян, их устремленности к красоте и гармонии является народная песня — бесценное достояние русской национальной культуры. Самые древние образцы музыкального фольклора* исследователи называют обрядовыми. Эти песни входили в обряды, приуроченные либо к определенному времени года, либо к жизненно важному событию (рождению ребенка, свадьбе и др.). В соответствии с этим обрядовый фольклор подразделяется на календарный и семейно-бытовой. * Слово «фольклор» в переводе с английского означает «народная мудрость», «народное знание». Содержание календарных песен тесно связано с трудом славяни-на-земледельца, любившего свою землю и молившего богов послать хороший урожай. На протяжении веков землепашцы исполняли одни и те же обряды, соответствующие народному календарю: зиме, весне, лету, осени. В каждый из праздников совершались определенные ритуалы, и пелись приуроченные к этому празднику песни. Цель этих действ была одна — способствовать жизненному благополучию крестьян. Цикл календарных обрядов начинался зимой. 25 декабря по старому стилю считалось «поворотом солнца на лето». В этот день открывалась череда веселых праздников, в период которых было принято колядовать — рядиться в «карнавальные» одежды (вывороченные тулупы, солому и др.) и ходить по дворам соседей, выпрашивая подарки. Колядование появилось как обряд чествования языческого бога Коляды. Со временем забыли, кто такой Коляда, сам же обряд сохранился и в христианские времена, в деревнях он встречается и сегодня. Как правило, колядуют на Святки с Рождества Христова (25 декабря по старому стилю) до Крещения (6 января по старому стилю) и поют песни. Хороводные песни — одни из самых древних. В деревнях водили хороводы на протяжении почти всего года — и на Святки, и на Масленицу, и после Пасхи. Пожалуй, самыми распространенными были хороводы-игры, когда одновременно с движением разыгрывался какой-то сюжет. При игре участники хоровода становились в круг, внутри которого один или несколько «артистов» исполняли незамысловатые пьесы в лицах. Распространены были хороводы-шествия, когда участники парами или группами, двигаясь мерным шагом, шли вокруг села. Впрочем, любое движение молодежи всегда переходит в пляску, что и происходило в плясовых хороводах, зажигательный и удалой характер которых русский народ определял словами «цепочка», «гребешок», «заплетение и расплетение плетня». Первоначально хороводы входили в земледельческие обряды, но по прошествии столетий они стали танцевальными миниатюрами, хотя отголоски земледельческих обрядов сохраняются во многих хороводах. Красота древних напевов всегда привлекала русских композиторов. Очарование их передали в своей музыке Н.А. Римский-Корсаков (оперы «Майская ночь», «Снегурочка»), П.И. Чайковский (музыка к сказке А.Н. Островского «Снегурочка») и другие композиторы. Разудалые русские плясовые песни ныне известны всему миру. В древности существовали мужские пляски, которые олицетворяли молодецкую стать, силу, сноровку. Были и женские пляски, когда танцующие то шли мелкими шагами, плыли лебедушкой, то быстро подпрыгивали на месте, издавая громкую и четкую дробь. В наше время остаются популярными плясовые напевы «Ах вы, сени мои, сени...», «Камаринская», «Барыня», «У меня ль во садочке...», хотя мастеров народного танца, за исключением профессионалов сцены, остается все меньше. Раньше же в каждой деревне были свои искусные танцоры, слава о которых шла по всей округе. Но вернемся к земледельческим обрядовым песням. В канун Рождества и Крещения хороводы и пляски сменялись пением так называемых подблюдных песен. Это означало, что наступала пора святочных гаданий, таинственных, полных ожидания чудес. Гадания были разными, забавными и серьезными одновременно. Чаще всего гадали на воде, которую наливали в чашу, затем опускали туда мелкие вещи, накрывали платком и... затягивали подблюдную песню, слова которой как бы предсказывали судьбу. Одной из наиболее старых подблюдных песен является знаменитая «Хлебна слава», не раз привлекавшая внимание русских композиторов. В святочные вечера в деревнях особенно часто устраивались посиделки (поседки, посиденки, супрядки, беседы, вечерки, вечеринки). В них принимали участие юноши и девушки, достигшие брачного возраста, т. е. 14—16 лет. На посиделках пели песни, водили хороводы, плясали. Нередко ради потехи рядились в шкуры животных и устраивали спектакли, высмеивающие ленивых, нерадивых, скупых или слишком робких людей. Порой устраивали веселые игры в жмурки, в женихи, в золото. Здесь же выбирали невест, поэтому на посиделках нередкими гостями были люди старших поколений — ведь в те далекие времена главным разрешением на брак считалось благословение родителей. С незапамятных времен известны на Руси обряды Масленицы — проводов зимы. В христианском календаре Масленица совпадала с последней неделей перед Великим постом. Ее называют мясопустной, так как в эти дни церковный устав предписывает готовиться к постному периоду и воздерживаться в еде от мяса. Мясопустная седмица служила людям напоминанием о Страшном суде — впоследствии о нем шел разговор на церковных службах. Это не случайно. Ведь до принятия христианства Масленица сопровождалась не только безобидными гуляньями, но и человеческими жертвоприношениями, которые по языческим верованиям должны были ускорить приход весны. Поэтому в храмах Руси накануне Великого поста вновь призывают к покаянию и смирению, осуждая дух язычества и жестокости. Обычаи же древней Масленицы были переосмыслены в так называемое «заговенье», т. е. в последнюю праздничную трапезу накануне Великого поста. В период Масленицы в жизни людей царил дух праздника, развлечений, бесшабашной удали. В соответствии с древними взглядами, крестьяне славили солнце, весну, наступление тепла. Они верили, что своими песнями помогают солнцу «продвинуться по кругу», приблизить приход весенних дней. Каждый день Масленицы имел свое название и ритуальное значение: понедельник — встреча Масленицы, вторник — заигрыши, среда — лакомства, четверг — разгул, широкая Масленица, пятница — тещины блины, суббота — золовкины посиделки, воскресенье — проводы Масленицы. В последний день праздника люди просили друг у друга прощения, и по христианскому обычаю само воскресенье называлось «прощеным». Веселье на Масленицу было повсеместным. Люди катались на тройках и на санях с ледяных гор, играли во взятие снежных городков, устраивали кулачные бои. Красочная беззаботная Масленица была символом достатка, радости, сытой жизни. Поэтому всю неделю люди ходили друг к другу в гости, ели блины, пироги, яйца. Масленичные песни были то светлыми, радужными, то грустными, словно выражающими сожаление о том, что прекрасный праздник так быстро пролетел: «А мы Масленицу дожидаем, Дожидаем, душе, дожидаем...». В день проводов соломенное чучело Масленицы вывозили за деревню и под радостные крики и веселое пение сжигали. Так отмечали конец зимы. Культурная память глубока. Древнерусский обряд Масленицы позднее способствовал созданию образа веселящейся Руси в литературе, музыке и живописи. «Масленица-мокрохвостка, уезжай домой со двора...» — поет хор крестьян в веселой сцене проводов Масленицы из оперы Н.А. Римского-Корсакова «Снегурочка». Разудалый лик масленичных гуляний глядит на нас и с красочных полотен Б.М. Кустодиева... Весну-красну в старину завлекали песнями-веснянками. Сами же весенние обряды начинались со дня весеннего равноденствия — 22 марта, когда земля освобождалась от снега. В древности люди верили, что весну приносят птицы, которые из дальних краев прилетают с наступлением тепла. Поэтому многие ритуалы были связаны с образами птиц: их пекли из теста, лепили из глины и соломы, поднимали к небу и одновременно исполняли веснянки, заклиная солнце. В обрядах праздников Троицы и Семика удивительно органично переплелись древние языческие и христианские образы. Семик — седьмой четверг после первого весеннего полнолуния (т. е. после Пасхи) считался праздником земли, плодородия, продолжения рода человеческого. Раньше семицкую неделю называли русальной и символом ее была молодая березка. В русальную неделю ходили на могилы, поминали предков. Не случайно и поныне в субботу перед Троицей поминают родителей (родительская суббота). Оканчивалась семицкая неделя днем Святой Троицы (Пятидесятницы). В этот день (пятидесятый со дня Вознесения Христа) праздновали великое событие в истории христианства — сошествие Святого Духа на апостолов. Дохристианские семицкие обряды исполнялись под украшенными березками и сопровождались пением ритуальных песен. Девушки плели венки и бросали их в воду, гадали, водили хороводы. Семицкие песни воспевали природу, будущий урожай, счастье и любовь. В летний период года главные обряды были связаны с днем Ивана Купалы. Купало — название древнего божества Ярилы-солнца, рождение которого праздновалось в последний день летнего солнцестояния — 24 июня. В христианские времена к названию было присоединено имя Иоанна Предтечи, сам же праздник в народе стал называться Ивановым днем. Люди считали, что на Иванов день наступает буйное цветение всей растительности, ночью же раз в году распускается цветок папоротника. И летит-буйствует над землей в это время великая нечистая сила, властвуют колдуны и ворожеи, оборотни и домовые, лешие и русалки. Они грозятся извести род человеческий, и единственным спасением от дьявольских наваждений является... огонь. И жгли в купальскую ночь по всей Руси ритуальные костры, прыгали через них, купались в реках и озерах, рисовали на своих домах и воротах кресты. Поэтому купальские песни таинственно-мистичны и отличаются от других обрядовых мелодий несколько мрачным характером, строгостью, торжественностью. Заботясь о своем урожае, о здоровье скота, люди в период покоса и жатвы также совершали особые обряды и пели песни — жнивные, сенокосные. В них воспевались поле и благодатная мать-земля, порицалась лень и отражался весь тяжелый крестьянский труд. Рождение, вступление в брак, смерть — естественны для любого человека. В Древней Руси эти события породили огромную и прекрасную по своим художественным достоинствам область музыкального фольклора — семейно-бытовые песни. Они не знали географических или социальных барьеров и были любимы во всех слоях российского населения, в деревнях и городах. Свадьбы на Руси игрались в определенное время года, свободное от неотложных крестьянских дел. Обычно после осеннего сбора урожая, перед Рождеством, на Масленицу, на Красную горку (через неделю после Пасхи). Обрядовые действия русской свадьбы были необычны. Это своеобразный спектакль, в котором нет зрителей, все — участники, у каждого своя роль. Начинался обряд сватовством в доме невесты. Здесь главную роль исполняли сваты, в шутливой, иносказательной форме расхваливающие достоинства жениха, его трудолюбие и богатство. Во время сватовства ели, пили, пели застольные песни. После смотрин и сговора (когда били по рукам, договорившись о размере приданного и расходах на свадьбу) был девичник — самая лирическая часть свадебного обряда. На девичнике невеста плакала и прощалась с родными и подругами. Здесь звучало много задушевных песен, сменявшихся шутливыми корильными (подруги укоряли невесту, что она их покидает) и неспешными величальными. В день свадьбы жених «выкупал» невесту и молодые ехали в церковь венчаться. Затем следовал многодневный щедрый свадебный пир, наполненный песнями, танцами, хороводами, играми. Мелодии сменяли одна другую, но строго в соответствии с неписаными правилами обряда, т. е. всегда к месту. Песни были разные, и все же среди них выделяется особый по выразительности жанр народного творчества — свадебный плач-причитание. Причитала обычно невеста, прощаясь с отцом-матерью, с милыми подругами, с беззаботным временем. Ведь впереди у нее была неизвестная жизнь в чужом доме и, как правило, тяжкий труд. Впрочем, причитали на Руси не только невесты. В одной из древнерусских былин говорится о «диве дивном» — плаче девицы на городской стене: А по той стены по городовый
Эти строки являют собой еще один вид плачей-причитаний. Ведь они были самыми разными, не только свадебными, но и похоронными, позднее рекрутскими. Назвали их на Руси тоже по-разному: «причет», «плач», «вопль», «голошение». Очень древними были плачи по умершим. В похоронной обрядности дохристианской поры отразились взгляды на загробную жизнь как на продолжение земной жизни в ином мире. Поэтому умершего старались обеспечить всем необходимым, воинов, например, хоронили с оружием. Правда, покидать эту землю никто не торопился. Люди верили, что, оплакивая умерших, они отодвигают момент собственной кончины. Тексты похоронных оплакиваний близких очень выразительны. Эмоциональная сторона песен-плачей была предельно насыщенной порой экстатичной. Плачи отличались высокой художественной красотой и носили характер напевного речитатива. Сначала быстрым говором произносилась основная часть текста почти на одной звуковой высоте. В конце же фразы следовало горестное «падение» мелодии вниз на терцию или кварту. Создавалось впечатление, что плач передает то тоскливую, то взволнованную речь, перемежающуюся с рыданиями... Голошение можно считать самой древней формой сольной женской лирики. В основе голошения обычно лежит краткая попевка, которая повторялась и варьировалась на протяжении всего рассказа об умершем. Плачи были особым, самостоятельным видом народного творчества, обладающего высокоразвитой системой средств выразительности. Об этом свидетельствует такой совершенный в поэтическом отношении памятник, как плач Ярославны из «Слова о полку Игореве»: Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, приговаривая:
Для всех ты тепло и прекрасно. Зачем, господин, простерло ты горячие свои лучи На воинов моего милого? В поле безводном жаждою им луки согнуло? Горем им колчаны заткнуло?» /(Перевод Д.С. Лихачева)/ Кроме плача Ярославны, в «Слове...» есть и иные. Например, плач матери Ростислава, плач жен русских воинов, погибших в походе. Среди замечательных, вдохновенных образов «Слова...» выделяется и образ певца Баяна (Бояна): Боян же вещий, коли хотел кому песнь творить,
/(Перевод В.И. Стеллецкого)/ Боян — великий древнерусский сказитель, лицо вполне реальное, историческое. Не случайно автор «Слова...» называет себя внуком Бояновым. Этот легендарный певец был родоначальником древнерусской певческой школы и заложил основы героического эпоса. С особой силой воплотился музыкально-поэтический гений русского народа в жанре былины. Былина (или старина) повествует о том, что «было»: о важнейших моментах государственной жизни, об исторических событиях, о могучих богатырях. Правда, историческая действительность в былинах всегда преломлялась как бы сквозь призму поэзии. К тому же в былине весьма сильны были элементы сказок, преданий, фантастики. В центре событий былины — главный герой, который попадает в самые необычные ситуации. Он борется с полчищами врагов, показывает чудеса храбрости и при этом являет пример высокой нравственности, отстаивая справедливость. Большинство героев былин живут в крупных центрах Руси — Киеве, Новгороде, Владимире. И жизнь этих городов накладывает отпечаток на содержание сказаний. Так, киевские богатыри Илья Муромец, Алеша Попович, Добрыня Никитич прославляются как защитники Родины, как великие воины. Гусляр-новгородец Садко известен как торговый гость, мореход, покоривший сердце морской царевны. Многие былины описывают замечательную гусельную игру русских богатырей. Таков былинный сказ о Добрыне Никитиче:
На почестный пир к Владимиру похаживать, На пиру да во гуселышки поигрывать. А и будет день во половине дня, Княженецкий стол да во полу-столе, За столом все пьяны-веселы, Сам Владимир светел-радошен, — Во столовую во гридню княженецкую Входит тут Добрынюшка Никитич млад... И спроговорил Владимир стольно-киевский: «Ай же ты, Добрынюшка Никитич млад! А бери-ка ты гуселышки яровчаты, Поподерни-ка во струнки золоченые, По-унылому сыграй нам, по-умильному, Во другой сыграй да по-веселому». Как берет Добрыня во белы руки Те звончатые гуселышки яровчаты, Поподернет да во струнки золоченые, Заиграет стих еврейский по-унылому, По-унылому да по-умильному — Во пиру все призадумались, Призадумались да призаслушались. Заиграл Добрыня по-веселому, Игрище завел от Ерусолима, Игрище другое от Царя-града, Третие от стольна града Киева — Во пиру привел всех на весельице. Конечно, с течением столетий эпос начинает дополняться новыми темами и образами. Рождаются былины, повествующие о борьбе против ордынского ига, рассказывающие о новых путешественниках, о возникновении казачества на Днепре, Дону и Волге. Пелись былины по всей Руси, и были они столь же древними, как и обрядовые песни. Это не означает, что в музыкальном фольклоре не было иных, более поздних жанров. Обратим внимание на начальные строки «Путешествия из Петербурга в Москву!» А.Н. Радищева. Песня, которую поет ямщик, по мнению писателя, «скорбь душевную означает». Что это за жанр? Скорее всего, речь идет о замечательном явлении русской народной культуры — протяжной песне. Родилась протяжная песня в XV—XVI вв. и первоначально исполнялась исключительно женщинами. В этих песнях речь обычно шла о любви, браке, неверности возлюбленных, тяжелой женской доле. По богатству образов, силе эмоций и красоте музыки протяжная песня не имеет равных. Круг тем, влияющих на содержание лирических песен, необычайно широк. Семейный быт, замужество, любовь, ревность, смерть — все это становилось предметом музыкального осмысления. В тематике лирических песен не было открытий, многие «сюжеты» встречались и ранее в обрядовых жанрах. Однако в лирической песне сформировался новый, особый музыкальный мир, словно передающий необъятные просторы Руси и глубину чувств русского человека. Мелодии лирических песен неповторимы, они отличаются большой протяженностью, широким дыханием, интонационной выразительностью. Не случайно в народе эти напевы называются долгими: Ой, да ты, калинушка,
Своеобразие протяжных песен выражается в соотношении слова и звука. Текст в этих напевах не играет ведущей роли. Он является лишь первоначальной основой для дальнейшего свободного парения мелодического начала. Поэтому слова в песнях делятся на слоги, растянутые во времени и повторяющиеся по несколько раз: Лучина моя, лучинушка
Замечательный факт: именно с лирических протяжных песен начинается в народном творчестве расцвет знаменитого русского многоголосия! Перенесемся в более позднее время, а Санкт-Петербург XVIII в. Большая музыкальная знаменитость, итальянский композитор и педагог Джузеппе Сарти как-то в одном из российских домов услышал исполнение протяжной песни «Высоко сокол летает...». Он спросил: «Кто же автор этого замечательного хора?» И был очень удивлен, когда услышал, что песня эта не имеет автора, ибо написана неизвестными простонародными сочинителями. Ответу этому ученый музыкант совершенно не поверил. Тогда хозяин дома пригласил гостя выйти на улицу, где простые мужики-гребцы без всяких нот хором пели сложную мелодию, варьируя ее на свой вкус и мастерски ведя сразу несколько партий. Сарти был изумлен и заявил, что ничего подобного ранее он в своей жизни не слышал. Восхищение иностранного маэстро вполне объяснимо. Он не мог себе представить, как можно было петь столь сложные партии по слуху, не зная нот. А вместе с тем именно по слуху пела вся Русь сложнейшие многоголосные протяжные песни. Элементы полифонии* можно обнаружить и в других, более ранних жанрах, однако в лирической песне хоровое народное многоголосие достигает своей вершины. * Полифония — вид многоголосия, представляющий собой сочетание в одновременном звучании двух или более мелодий. С XV в. рождение новых видов народного пения сочетается с переосмыслением старых. В их числе особый род народного эпоса — исторические песни. Многие из них посвящены великим событиям в истории нашего государства, например Куликовской битве. В отличие от былин, в исторических песнях нет места фантазии или вымыслу. Герои исторических песен, как и те события, о которых поется в них, реальны. Наиболее ранние исторические песни посвящены событиям царствования Ивана Грозного (о взятии Казани, о покорении Сибири Ермаком и др.). Наивысшего расцвета историческая песня достигает в XVII в., когда происходит резкая смена культурных ориентиров и ломаются привычные средневековые нормы жизни. Записи же песен того времени дошли до нас лишь в вариантах XVIII в., поэтому многие напевы, существовавшие в устной традиции, следует считать безвозвратно утерянными. И все же народная память донесла до нас многие прекрасные древние песни. А в XIX в. народное искусство стало той великой силой, что помогла русской музыке создать свою бесценную классику. «Создает музыку народ, а мы, художники, только ее аранжируем», — сказал М.И. Глинка. Его слова — не дань моде, а откровенное признание достоинств русской народной музыки и гениальности ее многочисленных безвестных творцов. Вопросы и задания
|
|
|