Учебник МХК для 10 класса

Мировая художественная культура

       

Тема 11. Москва — Третий Рим: от идеи до художественных образов

        Судьбою павшей Византии
        Мы научиться не хотим,
        И все твердят льстецы России:
        Ты — Третий Рим, ты — Третий Рим.

        /В.С. Соловьев/

        Семь холмов — как семь колоколов,
        На семи колоколах — колокольни.
        Всех счетом: сорок сороков, —
        Колокольное семихолмие!

        /М.И. Цветаева/

Русская идея... Какие блистательные умы прошлого и нынешнего века спорили о том, в чем ее смысл? Каково предназначение русского народа в мировой истории? Какую главную мысль несет «драгоценная ноша нашей культуры» (АА. Блок)? В XVI в. миссия русского централизованного государства среди других народов земли виделась удивительно ясно.

Несмотря на то что к этому времени Московское государство обладало сильной царской властью, в целом жизнь Руси не была стабильной. Ее спокойствие постоянно нарушалось войнами внешними и внутренними. Образ внутреннего врага ассоциировался с инакомыслящими еретиками, не желающими считаться с традиционными порядками. Определенным влиянием в обществе конца XV — начала XVI в. пользовалось еретическое новгородско-московское движение. Его представители мыслили на грани атеизма — отрицали загробное существование души, критиковали догмат о Святой Троице и поклонение культу «сотворенных вещей» (т. е. провозглашали «самовластие души и ума»), иначе говоря, подвергали сомнению устои православной веры, а вместе с ней и устои самой русской государственности. Поэтому молодое самодержавие в поддержке не только военной или политической, но прежде всего духовной и культурной. И она была найдена. Начнем с религиозного обоснования необходимости Московского царства. Эта теория получила название «Москва — Третий Рим». В письменном виде она была изложена в 1524 г. старцем Псковско-Печерского монастыря Филофеем. В своем знаменитом «Послании на звездочетцев» старец утверждал, что Первый Рим и Второй Рим (Константинополь, столица Византии) пали жертвами ересей. На смену рухнувшим гигантам пришел Третий Рим — Москва: «Два убо Рима падоши, а третий стоит, а четвертому не быти».

Теория, фактически провозгласившая стоящий на семи холмах православный город центром всего христианского мира, оказалась очень привлекательной для мыслящих деятелей Древней Руси, в ней они увидели глубокий смысл всей многовековой русской истории. Теория возвышала значимость русского государства и предопределяла дальнейший путь его развития в высоко духовном смысле. Но жизнь всегда сложнее всех теорий!

        Отмерено добро и зло
        Весами куполов неровны... —

так сказал поэт Д.С. Самойлов о старой Москве. Многое повидала наша столица. Но, пожалуй, не было в ее средневековой истории более загадочного сплетения добра и зла, чем в противоречивый период правления царя-деспота Ивана (Иоанна) IV, прозванного Грозным. Да, он строил новые города, приводил в порядок законы государства, расширял его границы, завоевал Казань и Астрахань. Но и казни вершил повсеместно, быстро и весело, будто получая от этого особое удовольствие. Свой первый смертный приговор он вынес в тринадцать лет, в семнадцать принял царский титул и был коронован «шапкой Мономаха» (1547). Наконец-то свершилось: великого князя Московского стали официально именовать царем. Но никто и никогда не мог предугадать, зло и добро будет вершить новый царь в следующий день. От опричнины стонала земля русская, словно и не ведал Иван Грозный о евангельских заповедях, следовать которым надлежало правителю Третьего Рима, хотя и знал Библию, начитан был, собрал огромную библиотеку, сам слыл «словесной мудрости ритором». Да и в церкви не раз каялся в своих тяжких грехах. И все равно унижал, мучил, убивал, нарушая все законы — божеские и человеческие. А еще считал себя умнее всех и посему стремился подчинить своей воле культурную жизнь страны. Централизация власти как бы зеркально отразилась в попытке централизации культуры. Стоит ли удивляться, что искусство второй половины XVI в. становится полностью зависимым от официальных политических и общественных установок?

Культурная поддержка «поручена» прежде всего литературе. Главной заботой царя Ивана Грозного стала забота... о нравственности общества. Следуя этой установке, русская словесность того времени заговорила характерным языком «воспитательного монолога», в котором предписывались правила жизни и поведения.

В 1551 г. в Москве состоялся церковный собор, вошедший в историю под названием «Стоглавый»: его постановления были изданы в специальной книге, содержащей сто глав. Книга была не совсем обычной: в ней собраны вопросы Ивана Грозного к иерархам Русской православной церкви и ответы на них. Диалог отразил столкновение различных точек зрения на сложные проблемы церковной обрядности, духовной жизни человека и общества. Иван Грозный, в частности, призывал церковных деятелей защитить христианскую веру от «богомерзких книг», от «арганников и гусельников» (т. е. от западных музыкантов-инструменталистов и от доморощенных скоморохов), а также от «иконников», которые пишут не «с древних образцов», а «самосмышлением». «Стоглав» закрепил официальную государственную идеологию. В нем повторена ставшая уже традиционной мысль о греховности католического Запада, противостоять которому призван Третий Рим. В книге дан характерный «рецепт от ереси»: отныне на Руси запрещались любые нововведения церковного и культурного характера. Но разве возможно запретить движение культуры в историческом времени?

Через сто лет русское общество переживет мучительный церковный раскол, вскрывший накопившиеся противоречия между поборниками нововведений и сторонниками древних традиций — старообрядцами. Пока же, в XVI в., наставникам русского народа все еще грезилась возможность сформировать подданных Третьего Рима с помощью традиционных методов воспитания, основанных на христианской морали. Так возникли выдающиеся памятники средневековой литературы — «Четьи-Минеи» и «Домострой».

«Четьи-Минеи», иначе «чтение по месяцам», были составлены под руководством известного православного просветителя — новгородского архиепископа Макария, позднее ставшего митрополитом всея Руси (с 1542 г.). Эта огромная книга-свод состояла из двенадцати томов по числу месяцев в году. В каждом томе были собраны жития святых, память которых отмечалась в данном месяце. А теперь представим себе этот том: в нем не менее тысячи страниц текста, в котором нет места «случайным чертам» земного бытия, нет повествований о переживаниях, чувствах, эмоциях человека. В соответствии с житийным жанром, рассказ ведется с точки зрения высшего духовного смысла, что заставляет читателя хотя бы на короткое время оставить «всякое житейское попечение» и поразмышлять «о вечном».

Дом и семья — такова тема книги, само название которой — «Домострой» стало негативно-нарицательным. А зря! При непредвзятом отношении читателю и сегодня многое в ней покажется полезным. Достаточно обратиться к тексту, где даны советы «жить с чистой совестью», «следовать всем христианским законам», наставлять своих домочадцев «не насилием, не побоями, не рабством тяжким, а как детей, чтобы были всегда успокоены, сыты и одеты, и в теплом дому, и всегда в порядке».

Большая часть содержания «Домостроя» связана с религиозной жизнью. Здесь читающий россиянин мог почерпнуть сведения самого разного характера — как причащаться в храме, как молиться дома, как воспитывать детей в страхе Божием. О последних, кстати, сказано: «...если дети, лишенные поучений отцов и матерей, в чем согрешат или зло сотворят, то отцам и матерям от Бога грех, а от людей укоризна и насмешка, дому же убыток, а самим себе скорбь и ущерб, от судей же пеня и позор».

Итак, во второй половине XVI в. в литературе были зафиксированы высоконравственные воспитательные идеи, которые явно противоречили реалиям жизни скованного страхом русского общества. И еще один парадокс истории: наиболее оригинальным и по-своему талантливым писателем-публицистом этого времени следует считать самого Ивана Грозного.

Публицистика как новый литературный жанр появилась несколько раньше — еще в самом начале столетия, во время борьбы против ересей, родились глубокие и полемические заостренные сочинения виднейших православных мыслителей — Иосифа Волоцкого, Нила Сорского, выдающимся писателем-публицистом был Максим Грек. Но именно произведения Ивана Грозного полнее всего отражают особенности нового жанра, да и стилистика их необычна.

Вспомним, что средневековая Русь говорила на двух языках. Вернее, на одном говорила в повседневной жизни, на другом же только писала. К книге со временем принятия христианства на Руси относились по-особому трепетно и уважительно. Поэтому книжный стиль не допускал бытовых слов и выражений, характерных для разговорной речи. Правила эти не нарушались до тех пор, пока царь Иван Грозный не взялся за перо.

Сочинения Ивана Грозного — особый, парадоксальный мир. В них, как и в самой жизни царя-деспота, соединились на первый взгляд несоединимые начала. С одной стороны, страстная проповедь Божи-их заповедей, обращение к высоким истинам и философским проблемам, с другой — проклятье инакомыслящим на грани сквернословия, оскорбление отцов церкви и гордое высокомерие, взращенное на вседозволенности. Не гнушался царь грубых насмешек над идейными противниками, обнаруживая свои «скоморошеские» пристрастия. Шутовские проделки царя хорошо известны, но не всегда объяснимы с позиций здравого смысла (вспомним хотя бы его глумливое «отречение» от престола в пользу некоего Симеона Бекбулатовича). Так что лукавил царь, призывая церковных иерархов уничтожить скоморохов-«глумотворцев», — сам был привержен их «бесовским забавам», что и нашло отражение в его сочинениях. Иван Грозный надиктовал* много литературных текстов. Среди них выделяются «Послания к отступнику» — князю А.М. Курбскому, бежавшему из Москвы в Ливонию.


* Считается, что Грозный не писал, а, как подобает царю, диктовал свои сочинения секретарям-писарям.


В споре с Курбским, реагирующим на письма язвительными ответами, Иван Грозный преследовал вполне определенную политическую цель: доказать необходимость неограниченной самодержавной власти для процветания Третьего Рима. В своих эмоциональных высказываниях царь опирался на популярные идеи Стоглавого собора, возвысившего русское «пресветлое Православие». Однако, не желая смирить гордыню, перемежал высокую письменную речь с разговорной бранью. Впрочем, в текстах есть и художественно ценные эпизоды. К ним следует отнести описание жизни маленького Ивана Грозного, терпящего нужду, голод, холод. Вряд ли это соответствует истине, однако в выразительности сцен сиротского детства царю-писателю не откажешь.

Художественное наследие России

Искусство и государство: начало обмирщения литературы

Фрагмент 1

«А если ты, взяв собачий рот, захочешь лаять для забавы, — так то твой холопский обычай: тебе это есть, а нам, великим государям, и сноситься с тобой — бесчестие, а лай тебе писать — и того хуже, а перелаиваться с тобой — горше того не бывает на этом свете, а если хочешь перелаиваться, так найди себе такого же холопа, какой ты сам холоп, да с ним и перелаивайся» (Послание Ивана Грозного шведскому королю).

Фрагмент 2

«Ты же ради тела погубил душу, презрел нетленную славу ради быстротекущей и, на человека разъярившись, против Бога восстал. Пойми же, несчастный, с какой высоты в какую пропасть ты низвергся душой и телом! Сбылись на тебе пророческие слова: «Кто думает, что он имеет, всего лишится». В том ли твое благочестие, что ты погубил себя из-за своего себялюбия, а не ради Бога? Могут же догадаться находящиеся возле тебя и способные к размышлению, что в тебе — злобесный яд: ты бежал не от смерти, а ради славы в этой кратковременной и скоротекущей жизни и богатства ради. Если же ты, по твоим словам, праведен и благочестив, то почему же испугался безвинно погибнуть, ибо это не смерть, а воздаяние? В конце концов все равно умрешь. Если же ты убоялся смертного приговора по навету, поверив злодейской лжи твоих друзей, слуг сатаны, то это и есть явный ваш изменнический умысел, как это бывало в прошлом, так и есть ныне. Почему же ты презрел слова апостола Павла, который вещал: “Всякая душа да повинуется владыке, власть имеющему; нет власти, кроме как от Бога: тот, кто противится власти, противится Божьему повелению”? Воззри на него и вдумайся: кто противится власти — противится Богу; а кто противится Богу, — тот именуется отступником, а это наихудший из грехов. А ведь сказано это обо всякой власти, даже о власти, добытой ценой крови и войн. Задумайся же над сказанным, ведь мы не насилием добыли царства, тем более поэтому, кто противится такой власти — противится Богу! Тот же апостол Павел говорит (и этим словам ты не внял): “Рабы! Слушайтесь своих господ, работая на них не только на глазах, как человекоугодники, но как слуги Бога, повинуйтесь не только добрым, но и злым, не только за страх, но и за совесть”. На это уж воля Господня, если придется пострадать, творя добро. Если же ты праведен и благочестив, почему не пожелал от меня, строптивого владыки, пострадать и заслужить венец вечной жизни?» (Первое послание Ивана Грозного Курбскому // Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Отв. ред. Д.С. Лихачев. М., 1981. С. 124).


Зодчество, иконопись и музыка времен Ивана Грозного

Полотно неизвестного автора. XIX в. Церковь Вознесения в Коломенском.

 

Покровский собор (Василия Блаженного). Москва. 1555—1560.

«Благословенно воинство небесного царя». («Церковь воинствующая»). Сер. XVI в. Икона. Фрагмент.

 

Строительство храма Василия Блаженного. Миниатюра из Лицевого летописного свода. XVI в.

О тебе радуется. Икона. XVI в.

 

Давид-псалмопевец. Миниатюра из «Годуновской» Псалтири. XVI в.

Царь Иван IV Васильевич Грозный. Гравюра на дереве. XVI в.

 

«Притча о хромце и слепце». Икона. Вт. пол. XVI в.

«Глава 16. ...И всякое иное церковное пение совершать по уставу: петь словословие и катавасию, когда клиросы сходятся, и читать на вечернях псалмы и Псалтирь тихо и не спеша с большим вниманием...

Глава 41. Вопрос 16. Во время мирских свадеб играют стихотворцы, и музыканты, и гусляры, и смехотворцы и поют бесовские песни. Ответ. Во время венчания к святым Божиим церквам впереди свадеб скоморохам и насмешникам не ходить, а священникам это запрещать настрого, чтобы о таком непорядке не было и речи».

/Стоглав. Фрагменты/

        Прими мя, пустыни,
        Яко мати чадо свое,
        Во тихое и безмолвное
        Недро свое...
        И буду яко худ зверь скитайся
        И бегая чело вси и много мятежных сея жизни,
        И рыдая во глубоком и диком недре твоем.

        /Инок Елисей. Стихира/

«Модификацией Предвозрождения» назвал искусствовед Г.К. Вагнер художественную культуру Руси XVI в. Справедливость этой позиции подтверждают не только самобытные публицистические откровения царя Ивана Грозного, но и общая «художественная картина мира», представленная в разных видах искусств.

Действительно, почему художники, почувствовав вкус западного возрожденческого мышления, вдруг почти отвернулись от него? Но, окунувшись в историю, начинаешь понимать, что в этом повороте была своя логика. Дело в том, что западные веяния нередко приходили в противоречие с устоявшимися формами национальной средневековой традиции. Предренессанс в искусстве не исчез, но постепенно изменились формы его проявления в соответствии с требованиями века, когда все силы нации были направлены на «самостояние» — укрепление мощного централизованного государства.

Первая половина XVI в. ознаменовалась расцветом двух видов храмовой архитектуры: шатрового и столпообразного. В каждом из них сказались предвозрожденческие идеалы Нового времени, выраженные в удивительно свежем и творческом подходе к традиционным строительным формам.

Наиболее ранним шатровым храмом является церковь Вознесения в Коломенском (1530—1532). В летописи отмечено: «Бо же церковь та вельми чюдна высотою и красотою и светлостью, такова не бывша прежде сего на Руси». Церковь, сооруженная в честь рождения будущего царя Иоанна IV, стоит на высоком берегу Москвы-реки. Она хорошо видна с дальнего расстояния, ее силуэт строг, ясен, открыт для обозрения. Гениальность русского зодчего, к сожалению, нам неизвестного, проявилась здесь в полной мере: ему удалось найти единственно верное решение в сочетании отдельных частей храма, каменная громада которого воспринимается как удивительно легкое архитектурное сооружение. Взгляд невольно задерживается на белокаменном узоре, покрывающем шатер. В нем есть особый внутренний ритм, подчиненный общей устремленности ввысь. Кажется, что храм словно воспарил в поднебесье.

И все же подумаем, прав ли летописец, утверждая: «Церковь такова не бывша прежде сего на Руси». Если говорить о храме Вознесения как о шедевре каменного строительства, то, безусловно, прав — не возводили шатровых монументов на Руси ранее. Однако прообраз шатрового зодчества все же был — достаточно обратиться к облику деревянных храмов, искони стоявших среди лесных просторов русских земель. Иначе говоря, в коломенской церкви воплотилась русская народная архитектурная идея, взращенная вековыми национальными традициями.

Динамичность, пластичность, асимметрия при удивительном единстве целого — все эти слова невольно всплывают в памяти, если речь идет еще об одном «чуде чудном» середины века — соборе Покрова, то «на рву». Этот грандиозный ансамбль был воздвигнут в честь победы русского оружия над Казанским ханством — последним оплотом Орды. Он известен всему миру как храм Василия Блаженного — так назвали москвичи собор, у стен которого был погребен чтимый в народе юродивый Василий Блаженный.

До нас дошли документы, в которых Покровский собор называется... Иерусалимом! Только речь идет не о внешнем сходстве (каждый, кто побывал в Священном граде, знает, что облик храма Гроба Господня совершенно иной), а о более глубокой и символичной связи. Здесь необходимо обратиться к истории строительства храма Василия Блаженного.

Когда в 1552 г. Иван Грозный пошел брать Казань, то обещал в случае победы поставить новый храм. Обещание свое сдержал — призвал мастера Барму Постника* и велел возводить церковь Покрова Богородицы** не в Кремле, а рядом, на торговой площади. Приказал также, чтобы собор имел восемь глав — одну большую и семь маленьких, по числу приделов. Это мы знаем из летописи. Знаем и другое: не послушались зодчие царского указа и «Божиим промыслом основали девять престолов не по повелению царскому, но по разуму, дарованному им в размерении основания».


* В некоторых источниках названы архитекторы — Барма и Постник.

** В праздник Покрова Богородицы (по старому стилю 1 октября) начался победный штурм Казани.


В плане собор предстал как круг, в который вписаны два квадрата, иначе — восьмерик. В центре возвели высокий Покровский храм. Вот и получилось девять глав.

Конечно же, форма была выбрана не случайно. Запомним: в средневековой символике она связывалась с образом Горнего Иерусалима, вечного Небесного Града, обители Христовой. В архитектуре Московской Руси и раньше были памятники, в которых слышна «иерусалимская тема». Интерес к ней не пропал и позднее. Так, Борис Годунов мечтал выстроить в Кремле церковь Святая Святых по образцу и подобию храма Соломона, а в XVII в. патриарху Никону удалось воплотить грандиозный проект — возвести Новый Иерусалим. В ряду этих замыслов-подражаний храм Покрова, что «на рву» совсем иной. Современников не привлекало внешнее сходство. Гораздо важнее была идея, ее духовная суть. В связи с этим обратим внимание на внутреннюю символику собора и на его роль в религиозной жизни Москвы.

Связь с христианской святыней олицетворял придел, который открывал вход в храм. Он был освящен в честь одного из великих двунадесятых праздников — Входа Господня в Иерусалим. С этим праздником связан обряд «шествия на осляти». Он совершался накануне Страстной недели в память о последнем входе Иисуса Христа в Иерусалим. Представим: начиналось шествие торжественно, от Успенского собора Кремля. Впереди народа с хоругвями и иконами — высшее духовенство. Толпа шла через Спасские ворота и направлялась к Лобному месту, которое в старину называли... Голгофой. Храм Покрова «на рву» был конечной целью хода. Очевидно, что в древности Покровский собор воспринимали как своеобразную «московскую копию» невидимого Небесного Иерусалима, символ вечности и незыблемости православных традиций Третьего Рима.

Итак, храм-символ! Девять столпообразных церквей, составляющих живописную и подвижную композицию. В центре — церковь, покрытая высоким шатром. Восемь остальных расположились, вернее сказать сгрудились, вокруг. Внешне кажется, что их сочетание не подчинено никаким правилам: в нем нет симметрии, явно преобладает импровизационность. Откуда же то ощущение гармонии целого, что охватывает каждого, кто любуется храмом, вслушиваясь в «застывшую музыку»? В сознании вдруг возникнет образ торжественного многоголосного «хора» устремленных в небо красочных и причудливых архитектурных форм. Основная «тема» — декоративное убранство звучит в каждом «голосе» (кокошники, «стрелы», круглые окна). Затейливая живописность повторяется в разных вариантах в каждой из девяти церквей. Так рождается общий ритм, общее «дыхание» композиции, являющейся своего рода образцом «единства в многообразии».

Государственно-дидактические установки не миновали и иконопись — в ней широко развивается символико-аллегорический жанр, который был в известной мере назидательным и нравоучительным. Иконы этого жанра создавались для воспитания прихожан, поэтому в композициях можно встретить весьма неожиданные сочетания отвлеченных религиозных идей с конкретными, словно взятыми из самой жизни образами. Высокая иконопись XV в. такого рода вольностей не допускала. Например, икона «Премудрость созда себе дом». Здесь достаточно абстрактная философская мысль дополнена вполне реальной жанровой картинкой. Реалистические детали встречаются даже в сюжетах Страшного суда. На подобных иконах персонажи грешников, попавших в преисподнюю, выписываются особенно подробно. Здесь и иноземцы-еретики, и беглые нечестивые монахи, и кровожадные цари-тираны. Иконы предостерегали верующих от совершения грехов, напоминая, что Судный день не минует даже сильных мира сего.

Как и литература, живопись стала выполнять некоторые общественно-политические функции. Такова икона «Благословенно воинство Небесного Царя» («Церковь воинствующая»). На ней, словно на картине, изображено возвращение войска Ивана Грозного после победы над Казанью. В соответствии с каноном, в иконе есть аллегорическая идея — радость победы, апофеоз и триумф русского воинства. Однако аллегория меркнет в сравнении с ярко выраженной «жизненной картинностью» иконы. В ней есть ощущение просторов родной земли, образы ликующей природы. Музыковеды обратили внимание на особую «музыкальность» иконы: возвращающиеся войска разделены на три потока, что зрительно соответствует записи трехголосного хорового пения.

Поющая икона? О музыке в иконописи не раз говорилось в связи с живописью Предвозрождения, с искусством Андрея Рублева. Есть и другие примеры. В XVI в. начинает активно развиваться гимнографический жанр иконописи, ранее блестяще представленный в творчестве Дионисия. Песнопения «Иже херувимы», «О Тебе радуется», «Что Ти принесем» обрели в иконах-гимнах новый, зрительно воспринимаемый смысл. Слово, звук и образ в этих творениях тесно взаимосвязаны. Как считает исследователь Т.Ф. Владышевская, нужно прежде послушать «Херувимскую» на три голоса, чтобы понять новые «хоровые» качества иконы «Иже херувимы».

Как видим, одной из черт художественной культуры XVI в. является усиление «музыкальности» храмовых искусств. Даже царь Иван Грозный ратовал за «омузыкаливание» церковной службы, приветствовал увеличение музыкальных эпизодов в литургии. Сама же музыка в этот период впервые за всю историю своего развития становится предметом административной опеки. Величие и блеск Москвы — Третьего Рима требовали музыкального «оформления». Столичные власти приложили немало усилий, чтобы город стал центром певческой культуры. Так, при царском дворе был создан хор, состоявший из лучших певчих того времени. Коллектив получил название хора Государевых певчих дьяков*. Точная дата рождения хора неизвестна. Зато сохранились сведения, что в его состав вошли такие выдающиеся распевщики, как Иван Нос и Федор Христианин.


* Словом «дьяк» (от укороченного «дьякон») на Руси называли простого церковного певца (позднее — псаломщика). Дьяка хора нельзя путать с чиновником в ранге дьяка.


Хор Государевых певчих дьяков* был средневековым собранием профессионалов со своей структурой и правилами. Он делился на несколько групп певцов, именуемых станицами. Во главе всего коллектива стоял головщик. Кроме того, в хоре существовала должность уставщика, который должен был иметь хороший зычный голос (обычно баритон) и знать богослужебные порядки что называется «назубок».


* Хор Государевых певчих дьяков в XVII в. был реформирован в Придворную певческую капеллу, которой три десятка лет руководил выдающийся русский композитор Д.С. Бортнянский. Традиция исполнения духовной музыки рухнула с 1917 г. Хор был реорганизован в светский коллектив с женскими голосами. Сегодня это Академическая хоровая капелла имени М.И. Глинки, в репертуар которой в наши дни вновь вернулись старинные церковные песнопения.


С самого начала развития московской школы придворные певцы, подобно иконописцам, задавали «моду» провинциальным городам. Кстати, царь Иван Грозный считался знатоком музыки, пробовал свои силы в литургической поэзии. Ученые считают, что царь распел две стихиры: в честь Владимирской Богоматери и в честь митрополита Петра.

Расцвет певческой культуры в «царствующем граде» способствовал развитию музыкального образования. Музыке в те времена учили в храмах и монастырях. На занятиях использовались рукописные певческие «азбуки», по которым дети овладевали искусством знаменитого письма и азами музыкального исполнительства. Самые древние «азбуки» относятся к концу XV в. Постепенно их число возросло, что существенно облегчило интерпретацию певческих знаков (как отмечалось выше, достаточно условно передающих движение мелодии). И все же вне живой храмовой музыки учиться по этим книгам было невозможно. Согласитесь, что, не зная мелодии, трудно ее представить по таким типичным характеристикам знамен: крюк простой — «возгласити его мало повыше строки», крюк мрачный — «паки повыше простого», крюк светлый — «мрачного повыше». Недаром к крюкам обычно давался комментарий «како поется», что означало отсылку к сложившейся практике исполнения данного песнопения.

Дошедшие до нас распевы XVI в. рождаются ассоциации то с глубоко духовными образами русской словесности, то с высокой иконописью Андрея Рублева, то с «многоголосными» шедеврами русской архитектуры. В новых мелодиях слышится «авторский голос» — предвестник рождения композиторского творчества.

Распевность, кантилена, мелодичность... Мы привыкли считать эти качества русской музыки чуть ли не изначально ей присущими. Но ведь это не так! Только в эпоху Предвозрождения русская мелодия обрела знакомый нам «национальный образ», в котором все было насыщено глубоким чувством.

В конце XVI в. родился так называемый «большой распев». Это было мелодически развитое, обогащенное знаменное пение. Его рождение связывают с именем одного из самых знаменитых мастеров храмовой музыки, священника Федора Христианина. Федор Христианин прошел хорошую профессиональную школу. Его учителем был знаменитый новгородский распевщик Савва Рогов. При жизни Федор Христианин почитался как выдающийся знаток и творец церковных песнопений, а после смерти имя распевщика было забыто — в середине XVII в. из храмовой службы исчезла практика знаменного пения. Но, подобно иконам Андрея Рублева, вернулись к нам через века и песнопения Федора Христианина, найденные музыковедами. Сегодня многие хоровые коллективы исполняют его стихиры.

Слушая выразительные мелодии мастера, не устаешь поражаться глубине, полноте и сердечности чувств, воплощенных средствами простого одноголосия. С творчеством Федора Христианина вошли в русскую музыку нескончаемые, протяженные во времени мелодические линии, словно передающие просторы Святой Руси, глубину духовного мира человека, обращенного к Богу, к вечности.

Пожалуй, самым необычным явлением в певческом искусстве Предвозрождения стало троестрочное пение.

Мы уже знаем, какую важную роль в искусстве XV в. сыграл образ Святой Троицы. Представления о троичности мира, о духовном смысле числа «три» становятся важнейшими символами культуры и в последующее столетие. Рождение троестрочного пения некоторые авторы связывают с влиянием «Троицы» Андрея Рублева.

Троестрочный распев мыслился как звуковой образ триединого небесного ангелоподобного пения. В нем три голоса, которые текут то параллельно друг другу, то вливаясь один в другой, то расходясь. Название свое троестрочное пение получило от системы записи, поскольку три голоса записывались по строкам разными цветами (красным и черным) и сводились в разноцветную партитуру. Главным голосом был «путь», которому обычно поручалась каноническая мелодия знаменного распева. «Путь» помещался в средний голос и обрамлялся «верхом» (верхний голос) и «низом» (нижний голос).

Самыми авторитетными авторами новых песнопений считались братья Савва и Василий Роговы. Жили они в сложное время — в эпоху правления Ивана Грозного. Царь, любивший церковную музыку, обласкал двух талантливых распевщиков, карелов по происхождению, пришедших в столицу из Новгорода. Кстати, в Новгороде братья оставили о себе добрую память и талантливых учеников. В рукописных книгах XVI в. чаще упоминается имя Василия Рогова. Это не случайно. Василий принял монашество под именем Вар-лаам и впоследствии стал митрополитом ростовским. Скончался митрополит в преклонном возрасте в 1602 г., создав многие прекрасные песнопения. Летописец отметил, что был Василий (Варлаам) «муж благоговеин и мудр, зело петь был горазд знаменному, и тро-естрочному, и демественному пению был распевщик и творец». Творец! Ранее это слово не употреблялось по отношению к музыкантам. Еще один шаг на пути осознания музыки как искусства, сотворенного композитором!

Личностное творческое начало в музыке открыло дорогу новому жанру — стихам покаянным. В народе стихи покаянные называли слезными, умиленными. В них с удивительной откровенностью заговорило живое человеческое чувство. Содержание стихов покаянных затрагивало самые «сумеречные» состояния души. Пели о смерти, грехе, раскаянии, прощении. Новый жанр не входил в конкретную храмовую службу и поэтому быстро получил внецерковное распространение. Как сказал один из авторов того времени, стихи покаянные служат, чтобы «душа пришла к раскаянию».

Сравнительно недавно была обнаружена рукопись инока Елисея, «родом Вологжанина». В ней 41 стих, написанный в 1557—1558 гг. Среди стихов встретился маленький шедевр музыкально-поэтической лирики Древней Руси.

Музыка стихов покаянных записывалась знаменами, и по интонациям она чрезвычайно близка храмовым песнопениям. Стихи покаянные, разумеется, еще не поэзия в современном значении этого слова, тем более — не песня, а скорее, особый жанр гимнографии. Однако именно этому жанру суждено было сохраниться в памяти народа на долгие времена. Постепенно покаянный стих утерял письменную традицию, стал передаваться, подобно народным песням, из уст в уста.

Подведем некоторые итоги. Итак, в эпоху Предвозрождения Русь стала осознавать себя монолитной державой с высокой духовной миссией Третьего Рима. Укрепление новой российской государственности способствовало расцвету художественной культуры в формах, красках, звуках. Яркие личности проявили себя во всех видах храмового искусства. Епифаний Премудрый и Андрей Рублев, Дионисий и Федор Христианин, Барма Постник и Василий (Варлаам) Рогов — всех, конечно же, мы не знаем. Древнерусское искусство Предвозрождения стало кульминацией и одновременно мощным заключительным аккордом развития средневекового храмового искусства — литературы, зодчества, иконописи и музыки. Наступал XVII, бунтующий век, принесший много нового.

Вопросы и задания

  1. Объясните, почему Москву стали именовать Третьим Римом. Когда это произошло? Отразилась ли теория «Москва — Третий Рим» на развитии художественной культуры?
  2. Представим облик храма Василия Блаженного на Красной площади. Как первоначально назывался собор и в честь какого события он был возведен? С какой целью задумал Иван Грозный этот храм? Кто такой Василий Блаженный и почему русский народ чтил юродивых?
  3. Какие памятники литературы сохранились со времен правления Ивана Грозного? С какой целью они создавались?
  4. Читали ли вы «Домострой»? Можно ли сегодня, вслед за критикой XIX в., считать жизнь по «Домострою» «темным царством»?
  5. Расскажите о шатровой архитектуре. Когда и в честь какого события возвели храм Вознесения в Коломенском?
  6. Какая музыка звучала в русских храмах XV—XVI вв.? С какой музыкой можно сегодня сопоставить образы московских соборов?

 

 

 

Top.Mail.Ru
Top.Mail.Ru