Учебник МХК для 10 класса

Мировая художественная культура

       

Тема 16. «Россия молодая мужала гением Петра...»

      Оградя Отечество безопасностью от неприятеля,
      надлежит стараться находить славу государству
      через искусства и науки.

      /Петр Великий/

          То академик, то герой,
          То мореплаватель, то плотник,
          Он всеобъемлющей душой
          На троне вечный был работник.

          /А.С. Пушкин/

Петровскую эпоху мы чувствуем, порой даже «видим» глубже и лучше, нежели более поздние периоды своего исторического движения. Нам понятна сама личность Петра I с его непохожестью на отпрысков европейских императорских фамилий, с его принципиально нетрадиционными установками поведения и мышления. В чем секрет этого «эффекта понимания»? Быть может, в том, что с интересом прочитан известный роман А.Н. Толстого «Петр Первый»? Или в том, что мы смотрели телесериалы, донесшие в зримых образах обаяние эпохи (вспомним кинофильм «Россия молодая»!)? Или в том, что часто мы вели отсчет нашей государственности не от древних времен, а от петровских преобразований? Ясно одно: паблисити Петра I не кончилось в конце ХХ в. Скорее наоборот: все то, о чем думали современники строительства Санкт-Петербурга, и сегодня является современным, как актуальны и вопросы: куда плывет «российский корабль», по каким маршрутам ведут его лоцманы и какова цель самого плавания?

В Петровскую эпоху цель «плавания» была ясна: Петр I был одержим идеей европеизации России, ее сближения с более развитыми в экономическом и политическом отношении западными соседями. Чем были для Петра I атрибуты европейской жизни, начиная от устройства армии и кончая модой на «питие кофия» или курение табака? Думается, что прав был замечательный русский историк В.О. Ключевский, когда писал, что «сближение с Европой было в глазах Петра только средством для достижения цели, а не самой целью». Закрепляя некий антураж европейского быта в быту российском, Петр I пытался изменить не только внешний (сбрить бороды, носить европейский камзол), но и внутренний облик россиянина. Именно в это время закладываются в общественном сознании представления о внесословной ценности человека, о гражданской чести и достоинстве личности.

Слепое низкопоклонство перед иностранным вообще было чуждо и самому Петру I, и его «орлам». Свидетельство тому — блестящие победы русского оружия, которые заставили изумленную Европу по-новому планировать свои отношения с неожиданно пробудившимся «русским медведем». Россия укрепляла свои рубежи, расширяла границы, становилась равноправным партнером во всех общеевропейских делах — военных, торговых, государственных, а позднее и культурных.

Культурные контакты с Европой в условиях огромных российских расстояний и плохих дорог осуществлялись в основном двумя способами. Прежде всего участились поездки русских людей за границу, причем не только с деловыми или дипломатическими поручениями, но и с целью учебы. Вряд ли возможно перечислить всех тех «пенсионеров» (т. е. посланных за рубеж учиться на казенный счет), которые получили образование в лучших европейских учебных заведениях.

Другой путь знакомства русской культуры с культурой европейских стран обусловлен деятельностью и творчеством иностранцев в России. Их вклад в развитие русского искусства трудно переоценить. Разве дело в том, что, например, архитектор Растрелли родился под небом Италии? Гораздо важнее, что в России он нашел вторую родину и создал шедевры, которые мы по праву считаем своим национальным достоянием. Или немец Якоб фон Штелин, оставивший нам работу по истории русской музыки, которая до сих пор является чуть ли не единственным заслуживающим доверия документом для современных историков? Или итальянский капельмейстер Франческо Арайя, создавший первую оперу на русский текст? Все это — штрихи к общей картине сближения русской и европейской культур.

Означает ли сказанное, что русское искусство было готово к тому, чтобы перенять европейские традиции, к взаимообогащающему диалогу?

Сочетание старого и нового в эпоху Петра I дает удивительно пеструю, неоднозначную и неравноценную в эстетическом отношении картину развития искусств. Шедевры национальной художественной культуры еще не были созданы. Но от этого общая панорама строительства нового здания — светского искусства — не теряет своей привлекательности. Скорее, наоборот — произведения музыки, литературы, живописи, архитектуры рождают ощущение этого движения, передают пульс стремительной жизни, горячее дыхание истории...

Начнем с очевидного: новые формы европейского искусства далеко не всегда попадали на достаточно подготовленную почву. Так, например, опыт создания в Москве на Красной площади «комедийной храмины» (1702—1706) — первого в России публичного театра — практически провалился. Москвичей эта затея явно не привлекла, и театр пришлось закрыть. В литературном обиходе Петровского периода продолжают жить произведения скорее старой, нежели новой литературы (например, «Домострой», «Великие Четьи Минеи», «Стоглав», повести XVII в. и др.). В живописи сильны традиции, утвердившиеся в школе иконописцев Симона Ушакова. Что касается архитектуры, то во многих русских городах, таких, как Новгород, Вологда, строились сооружения в духе предшествующего века. Развивается мощная традиция многоголосного церковного пения. И на этом фоне традиционной культуры появляются ростки нового, причем отнюдь не робкого, художественного мироощущения, питаемого глобальной идеей — идеей государственности. Вот, кажется, мы и подошли к тому главному, что заставляет видеть в памятниках искусства Петровской эпохи поразительный исторический документ, лучше всех прочих источников говорящей о времени бурном, ярком, противоречивом.

Конечно же, Петровская эпоха была скорее эпохой дела, нежели слова. И все же внимание к слову проявлено также было, особенно когда речь шла о теоретическом и идеологическом обосновании новых задач государства.

Необходимость объяснения реформ и потребность в поддержке общественного мнения и вызвала к жизни новую русскую литературу. На смену писателю-монаху, творящему рукописные тексты по внутреннему зову или обету, приходит светский писатель. Правда, далеко не всякая литература находила государственную поддержку. Публицистика была приоритетной сферой русской словесности Петровской эпохи. На перепутье двух литературных традиций — древнерусской и петровской — выделяется мощная фигура ученого монаха Феофана Прокоповича (1681—1736).

Страстные речи молодого учителя Киево-Могилянской академии Феофана Прокоповича привлекли внимание Петра I еще в начале века. Среди «птенцов гнезда Петрова», более сведущих в ратных делах, нежели в литературе, не было грамотных публицистов. Поэтому Феофану, убежденному проповеднику реформ, поручил царь столь тонкое дело, как идеологическое обоснование проводимых преобразований. И Феофан оказался достойным исполнителем монаршей воли. Будучи приглашенным в Санкт-Петербург, Феофан Прокопович развивает бурную писательскую деятельность. В его публицистических проповедях заблистали идеи, столь необходимые русскому обществу, пронизанному духом противления Петровским реформам. Пафос своего таланта Феофан направил на утверждение необходимости абсолютной монархии, неограниченной власти царя.

Пожалуй, одним из самых показательных произведений Феофана является официальный документ «Правда воли монаршей во определении наследника державы своей» (1722), который был написан в сложной обстановке, связанной с делом царевича Алексея, обвиненного в государственной измене. Убеждая общество в правомочности неординарных действий Петра I, Феофан пишет: «Самодержавие законам человеческим не подлежит. <...> Не может народ судити дела государя своего. <...> Самодержец... в определении наследника на престол свой весьма волен и свобожен есть».

Феофан Прокопович вошел в историю прежде всего как идеолог новой России. Он был удивительно отзывчив на все события своего времени. Его слова, письма, предисловия и другие образцы ранней публицистики печатались в типографии и рассылались по церквям с предписанием читать их во время воскресных проповедей. Красноречие Феофана, блестящий ум и близость к трону вызывали зависть и ненависть у противников. Его обвиняли в измене православию, безбожии, надругательстве над памятью предков. Феофан платил своим недругам той же монетой — обличал, осмеивал, приговаривал... В этих яростных схватках измельчал его талант. Умер писатель рано. С его уходом не угас интерес к преобразованиям в российской культуре, к наукам и искусствам у той части российской интеллигенции, которая родилась в Петровское время.

Художественное наследие России

Первые образцы «русской европейскости» в искусстве

Фрагмент 1

        Полно ратовать, меч в ножны влагайте,
        Знамена совета тако ж возвышайте.
        Что пользы в войне? Война разоряет,
        Война убожит, а мир обогащает.

        /Ф. Прокопович/

Фрагмент 2

        Чем ты, Россия, не изобильна?
        Где ты, Россия, не была сильна?
        Сокровище всех доброт ты едина
        Всегда богата, славе причина ...
        Виват Россия! виват драгая!
        Виват надежда! виват благая.

        /В. Тредиаковский/


Заметки деятелей культуры

Фрагмент 1

«Посланные на обучение за границу молодые дворяне — "птенцы гнезда Петрова" (прообраз будущей русской интеллигенции) — составили чрезвычайно тонкий слой европейски образованных реформаторов, во многом оторванных от образа жизни не только большинства русского населения, но и отчужденных от жизни своего класса... Отсюда и чрезвычайная хрупкость осуществленных преобразований, и обратимость реформ, и непредсказуемость хода исторических событий в России XVIII в. Абсолютное меньшинство "просвещенного дворянства" в принципе не могло гарантировать стабильного мо-дернизационного процесса в России, поскольку ему противостояло абсолютное большинство российского общества (вспомним персонажей и проблематику комедий Фонвизина), стоявшего на позициях глубокого традиционализма и отвергавшего реформы и реформаторов как — в крайнем случае— пособников Антихриста (так трактовался, например, староверами, сам Петр I). (И.В. Кондаков. Введение в историю русской культуры. М., 1997. С. 229).

Фрагмент 2

«Идея монарха-труженика родилась в кругах реформаторов еще до Петра. Сторонник просвещения Симеон Полоцкий уже во второй половине XVII в. прославил монарха-труженика короля Альфонса в стихотворении, красноречиво озаглавленном “Делати”:

        Алфонс краль арагонский неким обличися,
        Яко своима в деле рукама трудися.
        Даде ответ краль мудрый: “Егда Богом крали
        И естеством не к делу руце восприяли?”
        Научи сим ответом: царем не срам быти,
        Рукама дело честно своима робити.

В дальнейшем идеал этот публицистами Петровской эпохи, а потом Ломоносовым был слит с образом Петра Великого: Рожденный к Скипетру, простер в работу руки...

Слово “работа” как героическое дошло до Г. Державина именно в связи с образом Петра:

        Оставя скипетр, трон, чертог,
        Быв странником, в пыли и поте,
        Великий Петр, как некий Бог,
        Блистан величеством в работе.

Феофан Прокопович в речи, посвященной окончанию Северной войны, утверждал, что “плод мира” — всего “общенародия” облегчение. Противниками являются защитники старины, “долгие бороды”, как именовал их Петр I, “кои по тунеядству своему ныне не в авантаже обретаются”» (Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX в.). СПб., 1994. С. 236—237).

Архитектура «младшей» столицы и старой Москвы

Неизвестный художник. Башня Меншикова в Москве. Пер. пол. XIX в.

 

Ф. Бенуа. Сухарева башня в Москве. XIX в.

Д. Трезини. Петропавловский собор. Санкт-Петербург. 1712—1733.

 

Литография. Свято-Троицкая Александро-Невская лавра. Санкт-Петербург.

Д. Трезини. Летний дворец Петра I. Cанкт-Петербург. 1710—1714.

 

И. Браунштейн, Ж.-Б. Леблон, Н. Микетти, М. Земцов. Большой дворец Петродворца. Cанкт-Петербург. 1714—1724.

М. Чоглоков, М. Ремизов. Арсенал. Московский Кремль. 1702—1736.


Фрагмент 1

«На самом же деле Петербург, несмотря на миссию, возложенную на него основателем, и на то направление, которое было дано им же его развитию, если и рос под руководством иностранных учителей, то все же не изменял своему русскому происхождению. Это “окно в Европу” находилось все в том же доме, в котором жило все русское племя, и это окно этот дом освещало»

/Бенуа А.Н./

Готова ли была русская художественная культура следовать европейским традициям? Были ли в этой среде российской интеллигенции Петровского времени художники, зодчие или музыканты? Думается, что сочетание «своего» и «чужого», характерное для творчества первой четверти XVIII в., отражает как в зеркале общее состояние «раздвоенности души» российского мастера, уже познавшего вкус светских художеств и ставшего на путь «русской европейскости». Шедевры национальной художественной культуры еще не были созданы. Но от этого панорама развития светского искусства в России не теряет своей значимости и эстетической привлекательности. Художественные образы литературы, музыки, живописи, архитектуры этих десятилетий рождают ощущение стремительного движения и прорыва к новому. Основой этого нового была глобальная идея российской государственности. Наиболее зримо она воплотилась в строительстве новой столицы — Санкт-Петербурга.

Здесь стоит сделать маленькое отступление. Представим себе Москву XVII в. с высоты колокольни Ивана Великого. Перед нами откроется панорама великого города — Третьего Рима на семи холмах. Прекрасно многоцветье его строений, блеск многочисленных церковных куполов! Плывет над старой столицей колокольный звон, и кажется, что весь воздух соткан из гулких «уханий» больших колоколов и переливчатых россыпей малых...

Представили? А теперь вернемся в Санкт-Петербург начала XVIII в. Сподвижники петровских преобразований видели в его строительстве «превеликую помощь, пользу и славу» государства. Противники же, как «ядовитые ехидны», ненавидели Петербург, связывая с ним наступление беспокойных и малопонятных времен.

В чем же новизна архитектурного облика «града Петрова»? Прежде всего — в самой идее градостроительства. Строительство Санкт-Петербурга требовало от зодчих знаний лучших достижений европейских мастеров, умения применить их на практике. Город был построен в традициях так называемой регулярной архитектуры, ставящей во главу угла рациональность и единство всех компонентов застройки, их подчинение единому, четкому и строгому плану. В результате родилось очень своеобразное зодчество Санкт-Петербурга — сплав русских и европейских градостроительных традиций. В России началась пора расцвета светского зодчества.

        «И перед младшею столицей
        Померкла старая Москва», —

сказал А.С. Пушкин. А теперь вновь сделаем отступление и вернемся в Москву начала XVIII в. Ощущались ли в старой столице те перемены, что вызвали к жизни новую русскую светскую архитектуру?

Ориентация на Европу и обмирщение — все это еще с конца XVII в. сказалось в московском зодчестве. Здесь появились новые сооружения гражданского предназначения. Среди них назовем Сретенские ворота Земляного города в Москве (Сухарева башня, зодчий М. Чоглоков), здание Монетного двора и Земского приказа на Красной площади. Демонстративно отошли от канонов древнерусского зодчества строители церкви Знамения в Дубровицах (в вотчине воспитателя Петра I Б.А. Голицына). Ее пышное резное убранство включало запрещенные ранее круглые скульптуры, а двухъярусный восьмерик завершался не церковной главой, а ажурной вызолоченной короной! Дубровицая церковь — пример ярко выраженного барочного мышления, противопоставленного вековым традициям древнерусской архитектуры.

Элементы западного влияния сказались в творчестве крупного мастера начала XVIII в. И.П. Зарудного (?—1727). Выходец с Украины, Зарудный был очень одарен: ему удавались и живопись, и резьба по дереву. По проекту Зарудного в 1701—1707 гг. была возведена знаменитая Меншикова башня в Москве (церковь Архангела Гавриила, «что у Чистого пруда»). Вертикальная устремленность башни и мотив шпиля в ее завершении явно предвосхищает торжественную архитектуру светского типа. Однако подлинное обновление стилистики зодчества состоялось лишь с рождением петербургской регулярной архитектуры.

Задуманный не только как город-крепость, но и как город-порт, открытый для гостей со всего света, Санкт-Петербург нуждался в военных, общественных, административных зданиях. Строились верфь, арсенал, музей, госпиталь, коллегия, ранее не встречавшиеся на Руси. Город быстро превращался в столицу новой империи, создаваемой Петром I. Жизнь требовала быстрых и практичных градостроительных решений. Ведущую роль в возведении европейской по замыслу новой столицы играли зодчие иностранцы. Среди них были мастера высокого класса, уже прославленные в Европе. Яркий след в истории Санкт-Петербурга оставил видный французский инженер и архитектор Ж.-Б. Леблон (1679—1719), приехавший в Россию в 1716 г. Им был разработан проект планировки Санкт-Петербурга, в основу которого была положена идея «идеального» регулярного города. Леб-лон предложил композицию в форме эллипса, внутри которого располагались площади и улицы, перпендикулярные друг другу. Проект не удалось осуществить, но сама идея регулярности сохранилась при возведении столицы.

Великолепным мастером своего дела слыл уроженец итальянской Швейцарии Д. Трезини (ок. 1670—1734). Самым знаменитым его «русским» проектом стал Петропавловский собор (1712—1733), состоящий из необычно высокой колокольни с позолоченным шпилем и церкви-базилики. Колокольня стала в строящемся городе прекрасным высотным ориентиром в горизонтальной панораме. Подчинение церковного сооружения градостроительным задачам, строгость и сдержанность внешнего вида собора делают его приметой новой, деловой и рациональной эпохи.

Другая крупная постройка Д. Трезини — здание Двенадцати коллегий, идея создания которого принадлежит самому царю Петру I. Сооружение было возведено при участии талантливого русского зодчего М.Г. Земцова. Оно представляет собой большое административное строение, состоящее из двенадцати частей, связанных между собой галереями. Строилось это величавое, под стать петровским помыслам, сооружение почти двадцать лет, и Петр I так и не увидел результат воплощения своей мечты.

Петр I торопил своих соратников, призывая к скорейшему освоению пространства города. Несмотря на колоссальные расходы, связанные с Северной войной, он не скупясь вкладывал деньги в дорогостоящие архитектурные проекты. В их числе строительство первого каменного Зимнего дворца на Адмиралтейском острове на углу набережной Невы и канала (позднее Зимней канавки), прорытого к реке Мойке. Со временем это строение было поглощено новым Зимним дворцом (по проекту В.В. Растрелли). В Петровском же времена по соседству с царем спешили возводить свои дома богатые вельможи. Вскоре набережная приобрела всем известное название — Дворцовая.

В это же время был заложен Александро-Невский монастырь. Его основание явилось важнейшей вехой в духовной жизни новой России. Поставили монастырь на том месте, где, как считалось, в 1240 г. князь новгородский Александр Невский разбил вражеское войско (Шведская битва), Петр I увидел в этой «связи времен» добрый знак и велел перенести мощи святого Александра, открытые в 1380 г., из Владимира в новую столицу.

Из жилых построек Петровского времени сохранился дом Петра I в его летней усадьбе на берегу Невы и Фонтанки — Летний дворец (архитекторы Д. Трезини, А. Шлютер и др.). Летняя усадьба сооружалась в 1710—1714 гг. Примыкающий к небольшому прямоугольному в плане зданию с высокой кровлей сад с фонтанами следует считать одной из первых в России регулярных парковых композиций.

В черте города были возведены многочисленные дома знатных вельмож, большая часть которых до нас не дошла. Расстраивались и пригороды Санкт-Петербурга. В первую очередь были освоены территории, прилегающие к Финскому заливу (Подзорный дворец, Екатерингоф, Стрельна, Петергоф, Ораниенбаум). В парках при дворцах появились искусственные каналы, каскады, фонтаны, многочисленные скульптуры.

Среди отечественных архитекторов первой половины XVIII в. выделились три — М.Г. Земцов, И.К. Коробов и П.М. Еропкин. Каждый из них оставил свой след в истории русской культуры.

М.Г. Земцов (1686—1743) родился в Москве, но в дальнейшем вся его судьба связана с возведением Санкт-Петербурга. Кроме участия в работе над зданием Двенадцати коллегий, он руководил постройкой дворца в Екатеринентале (Кадриорге). С 1724 г. он вел многочисленные работы по дворцовому ведомству, руководил архитектурной школой, занимался обустройством Александро-Невской лавры, а также регулированием быстро растущих жилых построек Северной столицы. Одной из великолепных работ последних лет жизни мастера был нарядный Аничков дворец на Фонтанке. Из храмовых сооружений архитектору принадлежит церковь Симеона и Анны на Моховой улице (1730-е годы), напоминающая базилику Петропавловского собора. Запоминаются ее колокольня с высоким шпилем, мотив балкончиков на парных колоннах.

И.К. Коробов (1700 или 1701—1747) был послан обучаться в Голландию и Фландрию, где вполне освоил гражданскую архитектуру, а также новое для России мастерство «делать слюзы, сады заводить». В Санкт-Петербурге способный мастер принял участие в реконструкции здания Адмиралтейства (1727—1738). Именно он создал проект башни с высоким золотым шпилем, который увенчан флюгером в виде трехмачтового корабля.

Сфера творческой деятельности П.М. Еропкина (ок. 1698—1740) определяется не только его талантом архитектора, но и высокой образованностью. Еропкин создал значительную часть планировки Адмиралтейского острова между Невой и Мойкой. Ему принадлежит идея знаменитого «трезубца» улиц, сходящихся в центре Санкт-Петербурга к Адмиралтейству, разработка района «Новой Голландии» (застройку осуществил архитектор Валлен-Деламот). Одним из первых среди русских ученых Еропкин перевел классический труд итальянского зодчего А. Палладио «Четыре книги об архитектуре», положения которого ценили русские мастера на протяжении всего «осьмнадцатого века».

Параллельно с архитектурой развивались декоративно-прикладные виды искусства. Украшения придавали праздничный вид зданиям, садам и паркам. Особо следует выделить удивительные по красоте изделия из дерева, стекла и текстиля.

Художественное наследие России

Светская живопись, графика и музыка

А. Матвеев. Автопортрет с женой Ириной Степановной. 1729.

 

И. Никитин. Портрет Г.И. Головкина. 1720-е гг.

И. Никитин. Портрет напольного гетмана. 1720-е гг.

 

И. Никитин. Петр I на смертном ложе. 1725.

Неизвестный художник конца XVII —XVIII в. Портрет Я.Ф. Тургенева.

 

М. Ломоносов. Сцена из мозаики «Полтавская баталия». 1762—1764.

Мастерская М. Ломоносова. Апостол Павел. Мозаика. XVIII в.

 

А. Зубов. Вид Летнего сада. Гравюра. Санкт-Петербург. 1717.

«Обычные у московитов мелодии своими неприятными для ушей звуками гораздо более способствуют тому, что сердца подвергаются в уныние, чем возбуждаются для отваги воинской доблести. Они наигрывают скорее погребальную песнь, чем воспламеняют благородным рвением воинский пыл. Инструментами для этой музыки по большей части служат трубы и литавры».

(Мнение иностранного посланника о военной музыке Петровской эпохи. Цит. по: КорбИ.Г. Дневник путешествия в Московию (1698 и 1699 гг.). СПб., 1906. С. 212.)

Важную роль в изобразительном искусстве XVIII в. играли гравюры, в Петровское время именно в них отражались самые важные исторические и государственные события. В гравюрах преобладали батальные сюжеты и городские пейзажи. Основоположниками этого нового для России вида искусства были голландские мастера, приглашенные Петром I. Среди русских граверов выделялся воспитанник Оружейной палаты А.Ф. Зубов (1682?—1749). Его наследие достаточно велико. Среди его работ важное место занимают сцены петровских баталий. Однако особенно любовно творил Зубов виды молодой российской столицы. Петербург на гравюрах художника предстает в торжественном, но вместе с тем деловом виде. Самой известной работой мастера является «Панорама Санкт-Петербурга» (1716). Однако при всех несомненных достоинствах гравюры она все же носила прикладной характер. Живопись, причем живопись портретная, — вот то искусство, ради развития которого Петр не жалел денег на обучение даровитых русских художников.

Жанр парадного портрета — особый. Он требует от художника внимания к предметам быта, к деталям, на фоне которых изображен человек, — к одежде, оружию, мебели и т. п. Такой портрет — прямая противоположность аскетичной средневековой иконописи. По величине портреты были самыми разными — огромными, во весь рост, поясными, а также миниатюрными, предназначавшимися для медальонов, что носили на груди прекрасные дамы. Парадный портрет способствовал утверждению облика благородного дворянина, осознающего свою высокую роль в государстве, прославлял царя Петра I, возвеличивал новый стиль петровского двора. При этом отдельные полотна ослепляют блеском туалетов, но не трогают сердце, хотя в Петровское время уже родилась русская портретная живопись, в которой главным было раскрыть внутренний мир изображаемого героя и которая утверждала высокие идеалы человека вне зависимости от его сословной принадлежности. Наиболее выдающимися художниками-портретистами стали пенсионеры А.М. Матвеев и И.Н. Никитин.

А.М. Матвеев (1701—1739) через два года после возвращения в 1729 г. из Голландии написал одну из своих лучших работ — «Автопортрет с женой». В портрете нет холодной парадности, люди, изображенные на нем оделены «умом и волею живой». Художник подчеркивает внутреннюю свободу героев полотна, их индивидуальность и уверенность в своих силах.

И.Н. Никитин (ок. 1690—1742) стажировался во Флоренции, позднее не раз писал царя. На его портретах Петр, конечно, гордый государственный муж, но и человек, трудная жизнь которого неизбежно отразилась на лице — в напряженности взгляда, в строго сомкнутых губах. Интересом к внутреннему миру человека проникнута и другая ныне знаменитая работа И. Никитина — «Портрет напольного гетмана». На полотне изображен человек простой и суровый, готовый к испытаниям военной службы и к защите Отечества. В Петровскую эпоху в музыкальном искусстве произошли сдвиги не менее важные, чем в архитектуре или живописи. Было положено начало развитию светской музыки, когда «мирское» приобрело право на общественное признание.

«Поэзия и музыка суть две сестры родные», — утверждал один из замечательных публицистов XVIII в. П.А. Плавильщиков. Действительно, если вслушаться в поэтическую речь Ф. Прокоповича, В.К. Тредиаковского, А.Д. Кантемира и сопоставить ее с «новорожденной» светской музыкой, то можно обнаружить много общего. И именно в синтетическом музыкальном жанре, так называемом канте, более всего слышны интонации, возникшие как своеобразный музыкальный отклик на грандиозные петровские преобразования. Мы не погрешим против истины, если назовем кант самым любимым массовым музыкальным жанром Петровского времени.

Кант — это трехголосная песня без сопровождения (хотя позднее канты пелись под аккомпанемент музыкальных инструментов). В Петровскую эпоху бурно развиваются так называемые канты-виваты, или панегирические канты. О чем говорилось в этих песнях? Конечно же, о победе под Полтавой, Нарвой или Ригой, об измене подлого гетмана Мазепы, о бегстве шведского короля Карла в Турцию, о смелом военачальнике Меншикове и т. д. В текстах этих песен удивительно переплетались религиозная символика (например: «Честь Богу, слава, яко толику Российску орлу дав силу велику») и античная мифология (например, Петр часто сравнивался с Марсом). Канты изобиловали и стандартными «официозами»: «Орле российский, торжествуй вместе с нами!», «Орле российский, пусти свои стрелы!», «Радуйся, Россие, радости сказую!», «Виват, Россия, именем преславна!».

Были и канты лирические, это тоже трехголосные песни. В их основе — русская интимная поэзия того времени, в которой мы находим отражение чувств и страстей. Авторы текстов, что весьма характерно для песенной лирики XVIII в., неизвестны, хотя знаменитый поэт Антиох Кантемир признавался:

        Довольно моих поют песней и девицы
        Чисты и отроки, коих от денницы
        До другой невидимо колет любви жало...

Кант имел форму строфической песни — на одну и ту же мелодию пелся довольно длинный текст в виде куплетов. Тексты кантов отличались злободневностью, они были незамысловаты, выражаемые в них чувства просты. Несложной была и музыка кантов. Многие из них, ставшие популярными, нередко использовались как музыкальная основа для подтекстовки других виршей. В особенности же распространены были мелодии, в которых явственно проступают черты народной песенности. Здесь, пожалуй, скрыта главная причина удивительной «живучести» жанра, явившегося «дедушкой» русского классического романса. Эту почвенность позднее чутко уловил великий М.И. Глинка. Он воплотил торжественную поступь кантового пения в хоре «Славься!», венчающем оперу «Жизнь за царя» (долгое время эта опера шла в нашей стране под названием «Иван Сусанин»).

В Петровскую эпоху в культурный обиход впервые вошла инструментальная западноевропейская музыка. Этому способствовали и новые формы быта: гуляния в парках, катание по Неве и Финскому заливу, иллюминации и фейерверки — все это придавало суровым будням петровского двора праздничность, яркость, пышность. А праздникам нужна музыка. Уже в первые годы своего правления Петр I велел содержать в каждом военном полку духовные оркестры. Помимо военных оркестров, славились музыкальные коллективы, обслуживающие быт знатных вельмож. Исполняли в салонах в основном сочинения известных в Европе авторов.

Национальной инструментальной музыки на Руси в те времена еще не было, как не было и оперы. Зато укрепилась и процветала традиция хорового исполнительства. Первым крупным русским композитором при дворе Петра I стал В.П. Титов, о творчестве которого мы уже знаем. Позднее в Санкт-Петербурге был переведен хор Государевых певчих дьяков, созданный два столетия назад и преобразованный в Придворную капеллу. Перебравшись в новую столицу из Москвы, солисты хора стали вести беспокойную походную жизнь. Они сопровождали царя Петра I то на театр военных действий, то за границу. Численность придворного хора постепенно возрастала, росло и мастерство исполнителей. Как отметил один заезжий иностранец, «...между ними были прекрасные голоса, в особенности великолепные басы, которые в России лучше и сильнее, чем где-нибудь... У некоторых из басистов голоса так же чисты и глубоки, как звуки органа, и они в Италии получали бы большие деньги».

Хоровая культура в новой столице действительно была очень высокой. Славились певчие Александро-Невской лавры, нередко выступавшие в придворных концертах. Многие знатные вельможи стараясь не отставать от моды двора, заводили собственные хоровые капеллы, например прекрасный хор содержал А. Меншиков. Специального репертуара для светских праздников в те годы не существовало, поэтому исполнялись партесные концерты, подходящие по содержанию к данному случаю. Таким образом, традиционная церковная музыка «выходила в свет», сближалась с государственными интересами.

Сегодня партесные концерты воспринимаются как величественнейший памятник яркой эпохи, поражающей противоречивым сочетанием отживающего старого и нарождающегося нового. Партесное пение вызывает ассоциации то с пышным архитектурным нарышкинским барокко, то с красочной людской толпой на «Невской першпек-тиве», то с портретами современников Петра I, смотрящих на нас с полотен Матвеева или Никитина.

Эпоха Петра I многое лишь наметила, но многое и совершила. Самое же важное — она дала стимулы, темп, толчок дальнейшему историческому движению России и развитию ее культуры. Уже явственно проступили горизонты грядущего рассвета. Человек обретал новое мироощущение и начинал создавать новое искусство.

Вопросы и задания

  1. Почему XVIII столетие принято называть «веком Разума и Просвещения»? Почему А.Н. Радищев считал, что его время принесло «истину, вольность и свет»?
  2. Как вы представляете личность Петра Великого? Какие реформы он осуществил? Какие реформы изменили облик художественной жизни России?
  3. Почему в Петровское время столь яростно отвергались ценности прошлого? Исчезло ли храмовое искусство? Какое место в жизни общества заняли новые европейские светские виды художественного творчества?
  4. Расскажите о памятниках архитектуры, живописи и музыки Петровского времени. Были ли среди них шедевры?

 

 

 

Top.Mail.Ru
Top.Mail.Ru