Энциклопедический словарь
юного историка

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ

Культура

В переводе с латинского слово «культура» означает «возделывание», «развитие», «образование», «воспитание», «почитание». От этого истока и идет многообразие словоупотребления. Действительно, мы говорим, например, «агрокультура», имея в виду земледелие; говорим о культуре быта, поведения, общения. И религиозный культ, и такое уродливое явление, как культ личности, и то, что в обиходе называется культом еды или культом денег, т. е. определенные типы отношений, существующих в обществе, — все эти слова от того же корня. И наконец, мы говорим «русская культура», «мировая культура», «современная культура», говорим о культуре духовной и культуре материальной, имея в виду те материальные и духовные результаты деятельности общества, которые получены в процессе исторического развития, составляют традицию, определяют уровень, а также перспективы этого развития.

Двуединство «внешнего» и «внутреннего», природного и духовного, общественного и личного — это основа основ всякой культуры и ее понимания. Другое дело, насколько людям дается в тех или иных условиях такое понимание, насколько конкретные обстоятельства позволяют гармонически и полно реализовать такое двуединство. Тут и проявляется величайшая роль культуры, в любых обстоятельствах стремящейся выявить это двуединство, гармонизировать его, осмыслить то, что подобной гармонизации мешает. Не случайно через всю историю проходит противопоставление «культуры» и «некультуры» (то, что древние греки называли «варварством», имея в виду высокую организованность своего общества; см. Варвары, Древняя Греция).

Сегодня мы понимаем, что тогдашнее «варварство» было лишь иным типом культуры, что современное «варварство» недаром уделяло культуре такое острое внимание, пыталось внедрить как единственно возможный «свой тип» культуры. Правда, в окружении Гитлера родились знаменитые слова: «Когда я слышу слово «культура», мне хочется сразу же схватиться за пистолет». Тут нет противоречия: тип культуры не только научное понятие, не только явление, формирующееся органически в процессе исторического развития. Тип культуры может стать положительным или отрицательным идеалом, сама же культура находится в любом обществе в очень сложной взаимосвязи с идеологией, с политикой, с экономикой, со всей системой социальных отношений. И любая социальная сила не может быть безразличной к существующему или возникающему, тем более насильственно формируемому типу культуры.

Собор Парижской Богоматери. Франция. 1163—1257.

Так и фашизм, и любая другая форма авторитаризма, тоталитаризма, всякой абсолютной власти (см. Диктатура) непременно стремится ввести жесткую регламентацию в систему культуры, подчинить культуру своему воздействию, контролю, «изъять» из культуры как памяти и из культуры как процесса то, что «не угодно», «вредно». И чем острее социальные, политические и иные противоборства в обществе, тем острее и конфликты внутри культуры, тем острее конфликт культуры, отстаивающей гуманистические идеалы, с обществом, с властью.

В. И. Ленин в свое время выдвинул идею «двух культур», имея в виду общество, раздираемое классовыми противоречиями, социальными конфликтами. Идея эта в основе своей выражала то, что было, есть, будет в реальности. Но тут возникло несколько опасностей, не замедливших реализоваться. Прежде всего те силы, которым это оказалось удобно и выгодно, принялись «по-ленински» делить культуру прошлого и настоящего на «чистых» и «нечистых», «прогрессистов» и «реакционеров», причем под «деление» попали такие, например, замечательные художники слова, как Федор Достоевский, Николай Лесков. Анна Ахматова и Михаил Булгаков оказались «не вписывающимися» в то, что выдавалось за эталон «социалистической культуры» и потому объявлялось «магистральным путем» всей мировой культуры. На самом деле водораздел существует, но в совершенно иных формах. Любая общественная сила стремится не только «отбросить» в культуре то, что представляется «ненужным» (или, как в случае тоталитарных режимов, «вредным»), но и «присвоить», посвоему использовать самое высокое, что есть в культуре.

Александр Сергеевич Пушкин. Величайший гений русской культуры, одно из вечных и бесспорных имен культуры мировой. Но если вы почитаете дореволюционные учебники, вы обнаружите, что, оказьюается, Пушкин не был сослан на юг Алексадром I, а совершил туда нечто вроде «увеселительной поездки». И близость Пушкина к декабристам, к их вольнолюбивым идеалам в этих учебниках не просматривается. Возьмите учебники 20-х гг. — там Пушкин прежде всего «барин», «выразитель интересов дворянства перед лицом нарождающегося капитала». Десять лет спустя Пушкин превращается чуть ли не в старого большевика-революционера. Этого примера достаточно, чтобы понять смысл, который обычно вкладывается в понятия культуры «официальной» и «неофициальной». Тут тоже не надо спешить с оценками. Так, придворный комедиограф Ж. Б. Мольер и придворный трагик Ж. Расин были «утилизованы» официальной французской культурой эпохи Людовика XIV, внесли огромный вклад в развитие искусства классицизма, бывшего своего рода «официальным стилем» при дворе Короля-солнца. М. В. Ломоносов был тоже чем-то вроде «официального одописца» при дворе императрицы Елизаветы. Александр Твардовский входил в состав высшего партийного органа — ЦК КПСС, был за «Василия Теркина» и поэму «За далью — даль» удостоен важнейших официальных премий и наград.

Между тем к «официальной» и «господствующей» культуре ни один из этих замечательных мастеров причислен быть заведомо не может. Всякая культура непременно шире господствующих представлений, господствующей идеологии. Культура всегда несет в себе представления об идеале, о совершенстве и путях к этому совершенству. Но поэтому неизбежны противоречия между культурой и властью, поскольку всякая власть так или иначе стремится себя и соответствующую себе систему представить как совершенные, как важный шаг на пути к идеалу или даже осуществленный идеал. Культура же, особенно чутко реагирующая на дисгармонию, на недостигнутую (или в принципе недостижимую) целостность, дает «свои сигналы».

Домашний концерт. Картина художника Дирка Халса.

Сигналы эти порой даются под (Благом острой критики самой культуры. Жан Жак Руссо, один из крупнейших просветителей 18 в. (см. Просвещение), восстал против «моральной развращенности», против «испорченности» «культурных наций», противопоставляя им столь неуважаемого древними эллинами «варвара», «дикаря», «не тронутые культурой народы». Лев Толстой страстно воевал против «господской культуры», противопоставляя ей духовную жизнь и материальную культуру патриархального крестьянства. Фридрих Ницше во 2-й половине 19 в. резко выступил против всего, что на протяжении многих веков составляло основу европейской культуры, — против «культа интеллекта», уничтожающего первоначальные инстинкты человека (и главнейший — слитность с миром), против «культа духовности», «культа милосердия», т. е. христианства, для которого милосердие и духовность суть понятия основополагающие, против «культа морали», понимая под последней «формальную совесть», «послушание», против «культа демократии», в которой он увидел торжество стадных инстинктов, утверждение посредственностью своей власти взамен «исконного», иерархического порядка вещей. Испанец Хосе Ортега-и-Гасет в конце 20-х гг. 20 в. прославился двумя книгами, названия которых говорят сами за себя, — «Восстание масс» и «Дегуманизация искусства».

Назвав только эти крупнейшие фигуры и связанные с ними идеи, можно сделать вывод о том, что не случайно именно последние три столетия, когда, собственно, и оформилось окончательно современное наше представление о культуре, стали веками постоянной острой критики и самокритики культуры, стали периодом постоянно звучащих размышлений о кризисе культуры. Начался он давно, однако современное поколение — в эпицентре его, и наивно было бы надеяться на скорое его преодоление. Именно в эти века резко обнаружилось расхождение между традиционной гуманитарной культурой, связанной с человеком и его духовностью, и культурой технической, развитием культуры материальной. Просветители — современники Руссо, мыслители последующих поколений, многие представители практических форм деятельности были до поры до времени убеждены, что научно-технический прогресс достаточно скоро даст человеку возможность построить совершенный, целостный, гармонический мир, улучшить условия своего существования. Но достаточно скоро стали обнаруживать и утопичность таких упований. Стало ясно то, что сформулировал Карл Маркс: «Чтобы очеловечить человека, надо сделать человеческими условия его существования». Иными словами, вопросы социального обустройства мира вышли на первый план, и были найдены, как казалось, безотказные рецепты такого обустройства, вернее — коренного переустройства социальных отношений. Ну, а культура?

Таким людям, как Маркс и Ленин, в связи с ростом социально-революционных идей и движений было ясно, что «новый мир» не построить, не овладев всеми богатствами мировой культуры. На практике же сработал скверно понятый классовый принцип. Культуру стали резать по живому, что окончилось гитлеровскими кострами из книг, сталинскими «чистками». Характерно, что подобная «охота на ведьм» неизбежно охватила всю культуру в СССР: «классово чуждый» О. Мандельштам уничтожался наряду с кибернетикой, «социально враждебный» С. Есенин — наряду с генетикой. Гитлер предал анафеме и Карла Маркса, и Альберта Эйнштейна, и Бертольта Брехта. В связи с социально-революционными взрывами конца 19 в. — первых десятилетий 20 в. родились идеи и практические попытки вырастить как бы в колбе «чистую» культуру, не испорченную традицией и соответствующую «задачам пролетариата» (Пролеткульт в СССР, «культурная революция» в Китае) или «национальным задачам» («почвенная» культура нацистов).

Чем отчетливее обозначался крах тоталитаристских попыток устроения всеобщего счастья, «окончательного решения» социальных проблем, тем трагичнее открывалась и антикультурность таких попыток, их разрушительное, отягощенное опасными, долговременными последствиями воздействие на культуру. Всякая такая попытка несла в себе непременный заряд изоляционизма — по отношению к мировому культурному опыту и процессу, по отношению к тем или иным «увольняемым» элементам традиции. Но отомстил и тут один из важнейших законов развития культуры — тот, в соответствии с которым только самобытность дает право на место в мировой культуре и только взаимодействие культур (а не изоляционизм) обеспечивает здоровое развитие этой самобытности.

Что касается научно-технического прогресса, технологии, вообще материальной культуры — тут не надо объяснений: изоляционизм, отказ от взаимодействий, от мировых связей ведут к отставанию, к деградации. И в духовной культуре происходит то же самое. Экология вообще, «экология культуры» в частности подразумевают взаимодействия во имя всеобщего выживания. Опыт исторического развития — а это по существу и есть опыт культуры во всей ее совокупности и всем ее многообразии — показал, что решение социальных вопросов лежит на иных путях. Показал наконец, что одной из центральных все более становится проблема «культура и демократия».

В самом деле, разве не прав был Толстой, когда писал, что «господская культура», «господское искусство» чужды патриархальному русскому крестьянству конца прошлого века, за два-три десятилетия до того освободившемуся от крепостной неволи? Разве не прав был Ницше, полагая, что под маской демократии может восторжествовать «стадный дух», «власть посредственности»?

Для Толстого «господским искусством», «господской культурой» были У. Шекспир, Л. Бетховен, важнейшие достижения научно-технического прогресса. Идеями Ницше воспользовалась самая мракобесная сила нашего века — гитлеровский нацизм. Под девизом «народу непонятно» шельмовались Д. Д. Шостакович, С. С. Прокофьев, Б. Л. Пастернак, другие крупнейшие художники века; сталинский режим даже теорию относительности ставил под подозрение как «непонятную». Продолжая этот ряд, обратимся к судьбе мировой культуры. Именем Христа действовала инквизиция. Маркс был крупнейшим мыслителем, но скверно переведенный марксизм породил Сталина. Рафаэль был гениальным художником, но, мумифицировав его открытия, на протяжении трех с лишним веков европейские академии душили именем Рафаэля немало живого в искусстве. История открытий Н. Коперника и Г.

Галилея общеизвестна. Величайшие технические идеи стали основой для разработки смертоносного оружия. Культура всегда внутренне противоречива — вот вывод. Она несет в себе два начала: «сохраняющее» (т. е. буквально «консервативное») и «развивающее» (т. е. буквально же «прогрессивное», «отменяющее» многое из выработанного на предыдущих этапах). Но тем и сильна, и жизнеспособна культура, что обладает способностью отбирать, возвращаться к прежнему опыту или отказываться от него.

Тут-то снова и приходится обратиться к теме «Культура и демократия». Не «власть толпы», конечно. И не «власть посредственности», торжествующей «в стаде». Как раз наоборот: если понимать демократию как множественность точек зрения (плюрализм) и поиски (коллективные!) равнодействующей на основе согласия (консенсуса), на основе свободных дискуссий и права на эксперимент. Именно эти принципы и дают культуре сегодня, всегда будут давать эту самую жизнеспособность, основанную на правильном выборе.

В 20 веке особой приметой стал высокий авторитет деятелей культуры — социальный, политический, нравственный, их способность быть не только властителями дум, но и фактическими вождями массовых движений, выразителями общественных устремлений. При этом не редко такой деятель культуры становится как бы неформальным лидером оппозиции, выражает точку зрения, резко отличную от официальной, тенденцию, которая многим кажется наивной и утопической, на самом же деле представляет собой норму будущего, норму человеческих отношений. Современники называли Л. Н. Толстого «совестью человечества», его моральный авторитет стал общемировым фактором. Нравственная проповедь непротивления злу насилием многим казалась не более чем стариковской наивностью и прекраснодушием в эпоху обострившейся социальной борьбы, революций, кровавых войн. Но дальнейший ход истории подтвердил, что высшая правда была на стороне Толстого, выступавшего с позиций гуманизма. В том-то и сила подлинной культуры: ее в подобных ситуациях обвиняют в «абстрактном гуманизме», она же мыслит категориями и человечества, и каждого человека, отстаивая самоценность каждой личности. Именно с этих позиций выступали Т. Манн и А. Эйнштейн, являя собой пример духовного противостояния немецкой культуры гитлеризму.

Россия 20 в. знает выдающихся деятелей культуры, всей своей жизнью и деятельностью противостоявших тоталитаризму. Б. Л. Пастернака называли «гениальным дачником», оторванным от «социалистического строительства». Время показало, что творчество и личность Пастернака — одно из высших выражений борьбы культуры с репрессивной системой сталинизма, с чиновным хамством советского образца. А. И. Солженицын, В. Т. Шаламов, И. А. Бродский — имена, известные сегодня всему миру, их голоса — это правда о нашем народе, его духовной свободе, не убитой концлагерями, тюрьмами, любыми формами духовного и политического подавления.

Новодевичий (Богородице-Смоленский) монастырь. Москва. Основан великим князем Василием III в честь взятия Смоленска в 1524 г.

Академик А. Д. Сахаров, подобно Л. Толстому, воспринимался многими как «непрофессионал» в политике, социальных и экономических проблемах. Однако «наивные» идеи Сахарова, которые он высказывал еще в 60-е гг., оказались очень точным диагнозом и тогдашних «больных мест», и всего последующего развития советского общества. Оплодотворенная гуманитарно-культурными принципами, мысль великого ученого предвосхитила неизбежность краха всей системы милитаризованного лжесоциализма, имперского тоталитаризма, идеологической лжи.

Сахаров, Солженицын, Пастернак лишь наиболее яркие примеры того, как культура становится реальной силой в современном обществе, а голос культуры, получая общемировой резонанс, превращается в слово свободы и демократии, объединяющее людей и предупреждающее их об истинных и ложных путях развития каждого народа и человечества.

Сказанное касается научно-технического прогресса, развития материальной культуры: опыт 20 в. показал, что в условиях несвободы, отсутствия демократии лишь до поры до времени можно делать «большие скачки», чтобы потом оказаться в ситуации неизбежного краха. Но сказанное касается и культуры духовной: вспомните, чего стоили в СССР попытки «изъять» из системы культуры, «отменить» как «пережиток» религию с ее незаменимой ролью в становлении человеческой духовности? И ведь не только мораль пострадала, нравственность поколебалась. Выросло, к примеру, несколько поколений, не способных воспринимать великие творения искусства прошлого. И «вдруг» обнаружилось, что такая массовая эстетическая слепота весьма пагубно влияет на творческий потенциал в науке, в технике.